«Как у них развито металлическое производство! — думает он. — Даже мостовые они стали выделывать из листового железа!»
И он уже собрался приступить к Калистусу Мэнбару с вопросами, когда тот воскликнул:
— Господа, взгляните на этот особняк!
Он указал на обширное величественное здание, флигеля которого, выступающие вперед и замыкающие парадный двор, были соединены алюминиевой решеткой.
— В этом особняке — можно было бы сказать, в этом дворце — живет семья одного из виднейших людей города. Я имею в виду Джема Танкердона, владельца неиссякаемых нефтяных источников в Иллинойсе, самого, быть может, богатого и, следовательно, самого почтенного и уважаемого из наших сограждан…
— Миллионы?.. — спрашивает Себастьен Цорн.
— Пф! — фыркает Калистус Мэнбар. — Миллион у нас ходячая монета, здесь счет идет на сотни миллионов! В этом городе живут только сверхбогатейшие набобы. Вот отчего за короткое время купцы из торгового квартала нажили здесь целые состояния — я имею в виду розничных торговцев, ибо в этом единственном в мире микрокосме вы не найдете ни одного оптовика.
— А промышленники?.. — спрашивает Пэншина.
— Промышленников нет!
— А судовладельцы?.. — спрашивает Фрасколен.
— Тоже нет.
— Значит, рантье?.. — говорит Себастьен Цорн.
— Только рантье и купцы, наживающие себе капитал для ренты.
— Ну… а как же рабочие?.. — замечает Ивернес.
— Когда оказывается нужда в рабочих, их привозят из других мест, а когда работа кончается, они возвращаются восвояси… с хорошим… заработком!..
— Послушайте, господин Мэнбар, — говорит Фрасколен, — держите же вы у себя в городе хоть несколько бедняков, хотя бы только для того, чтобы эта порода у вас не совсем перевелась!
— Бедняков, господин второй скрипач?.. Ни одного бедняка вы здесь не найдете!
— Значит, нищенство запрещено?
— Его незачем запрещать, ведь нищие в наш город проникнуть не могут. Это годится для городов Федерации, там имеются всякие дома для бедных, ночлежки, работные дома… и в дополнение к ним — тюрьмы.
— Не станете же вы утверждать, что у вас нет тюрем?..
— Нет, так же как и заключенных.
— Ну, а преступники?
— Их просят оставаться в Старом или Новом Свете, где они могут действовать, согласно своему призванию, в гораздо более подходящих условиях.
— Э, право же, господин Мэнбар, — говорит Себастьен Цорн, — послушать вас, так можно подумать, что мы не в Америке.
— Вчера вы находились там, господин виолончелист, — отвечает этот удивительный чичероне.
— Вчера?.. — удивляется Фрасколен, недоумевая, что может означать это странное замечание.
— Конечно!.. А сегодня вы находитесь в совершенно независимом городе, свободном городе, на который Американская федерация не имеет никаких прав, который не подчинен никакой посторонней власти.
— А как он называется?.. — спрашивает Себастьен Цорн; в нем уже начинает пробуждаться его обычная раздражительность.
— Как он называется?.. — повторяет Калистус Мэнбар. — Позвольте мне пока не сообщать его названия…
— Когда же мы его узнаем?..
— Когда кончите его осматривать, что, кстати сказать, для него большая честь.
Сдержанность американца в этом вопросе — явление по меньшей мере странное. Но в конце концов — это не важно. К полудню музыканты завершат свою интересную прогулку, и даже если они узнают название города в тот момент, когда будут покидать его, — не все ли равно? Единственное соображение по этому поводу, которое приходит в голову, следующее: каким образом такой значительный город может находиться в определенном месте калифорнийского побережья, не принадлежа к Федеральной республике Соединенных Штатов? И, с другой стороны, как объяснить, что их кучер не подумал даже упомянуть о нем? Самое важное для артистов — в течение ближайших суток добраться до Сан-Диего, где они получат ключ к загадке, даже если Калистус Мэнбар не соизволит ее разъяснить.
Между тем эта странная личность опять пускается в словоизвержения, но явно не желает сообщать никаких более точных сведений.
— Господа, — говорит он, — мы подошли к Тридцать седьмой авеню. Обратите внимание на изумительную перспективу! В этом квартале тоже нет лавок, магазинов и уличного движения, свидетельствующего о торговой деятельности. Только особняки и частные квартиры, но у здешних жителей капиталы помельче, чем у обитателей Девятнадцатой авеню. Здешние рантье имеют миллионов десять — двенадцать…