Покуда Князь Димитрий Иоаннович с братом своим Князем Владимиром и со всеми Русскими Князьями и Воеводами уставляли твердую стражу и посылали на сторожу юношей Родиона Ржевского, Якова Усатова[163] и Василия Тупика, с тем чтобы они ехали близ Орды до быстрой Сосны и добыли языка Агарянского, покуда Мамай ждал осени, чтоб прийти на Русские хлебы, разосланные Великим Князем грамоты по всем городам, «да будут готовы на брань, и да собираются на Коломну биться с безбожными Агарянами», дошли и до Киева.
Сия весть дошла посредством церковного служителя, ходившего в Киев за миром, и до отца мниха Симона; он хотел воспользоваться ею. Зная воинственный дух барича; Ивы, он хотел внушить ему мысль: идти изведать свои силы молодецкия с Мамаем, напиться из Дона или положить свою голову в битве, ибо Симон знал, что самая худая часть человека, похожего на Иву, есть голова.
Он знал, что Ива никаких речей не внимал, кроме Сказок, до которых был неутомимый охотник, и потому пестун Тир, хмельный мед и сладкий погач были употреблены в дело. И вот, в одно красное утро, барич Ива садится за браным столом у иерея Симона из Афонских гор, ломает ковригу на части и, выкраивая из нее острыми своими зубами полукружия величиной в полумесяц, внимательно смотрит на огромную книгу, коею вооружается отец Симон.
– Ага? – говорит он, показывая на книгу.
– От, се она, государь барич, – отвечает ему Тир, – Сказка письменная.
– Письменная? говори богатырскую! – вскричал Ива, уложив в рот последний кусок погача и вставая с места.
– Богатырская, богатырская! – подхватил отец Симон. – Про Самсона.
– Ведаю! – вскричал Ива нетерпеливо.
– Выбирай сам, господин барич: в книге сей, глаголемой Хронографов о временах и людех, много есть сказаний про богатырей и витязей, про Царей, Князей и великих мужей, про Царя Македонского, про Кощея бессмертного, про Нелюбу-Царевну и Жар-птицу…
– Про Царевну ведаю, про Жар-птицу ведаю, про Кощея бессмертного не ведаю, говори!
Раскрывает честный иерей огромную книгу, глаголемую Хронограф, кашляет и произносит громогласно:
КОЩЕЙ…
– Ну! – говорит Ива Олелькович.
Иерей Симон читает:
– «Чему братие смута и хмара, чему обурилисе Князи, владыки и друзи и вси осудари?
Аль в недро запала недобрая дума? своя то печаль аль чужая кручина?
Покинем печаловать, братие; жизнь есть поток, источающий сладость и горькость! древо, дающее смоквы и грозди волчицы.
Велик есть корабль; жестоки суть ветры; а малый кормилец справляет на путь благодейный.
Ведаю я: прыснет море, расходится буря и долго не тихнет.
Восплачет мал детеек и долго не молкнет.
Поборем терпеньем своим искушение злое.
Под Буговым небом красно и любовно!
Свет светов дал малым малютам калач да ковригу, да пряные хлебцы.
А юношам красным и девам дал сердца потеху – смиленье да песни.
А старым, худым и небогим дал хмелю, да розмысл, да добрую память, да красное слово на радость.
Внемлите же, братие! Раструшу речами с души вам студеное горе!
Почну вам былину, поведаю повесть смысленую, хвальную, древнюю правду».
– Сумбур Татарский! – сказал сердито Ива.
– Напереди растут богатыри! – отвечал ему тихо Тир. Ива умолк.
Отец Симон продолжал:
– «В лето 5953-е от создания мира, жило на земли племя Руса, Яфетова внука, по Теплому морю, и были соседи его: от Востока поганые Агаряне, Ахазыры; с полночи и с вечера различные Немцы, именуемые Готфы; от Запада Войники Ромыне; от Юга хитрые мудрецы Греки, в земли Еллинской.
И были ветви племени Руса: Геты, Анты, Бессарины, Росланы, Сербы, Хорваты, Невры, а от сих: Чехи, Северяне, Кривичи, Поляне, Бужане, Тиверцы и иные многие…»
– То все богатыри? – спросил Ива.
– Богатыри, – отвечал честный иерей Симон и продолжал: – «И были между Росланами четыре юноши красного владычного рода: Словен, Волх, Кощей и Хорев. Жили они у Князя Осмомысла жильцами. Горьки стали им чужие хлебы и жизнь без воли, без битвы. Задумали они повоевать славы, погулять, походить по земным краинам и поискать себе чести и власти и места по сердцу.
– Что деем здесь? – сказал старший из них, Волх. – Или жильцами нам век вековать? или без милости нам не житье в белом свете? или на земле только и места, что наши станы, торги и вежи?