Теперь я, друзья, лечу поискать себе нового дуба по сердцу, с сенью густою, чтоб свить мне гнездо да своей завестися вороной. Посоветуйте, где бы найти мне местечко получше?
– Бог весть, – сказал один ворон. – Есть чудное дерево близ Днепра; да в страшном месте растет, близ жилья людской нугалы Бабы-Яги…
– Э, ничего! я пугал не слишком боюсь! Скажи же, друг, где это место?
– Да, вот уж я кстати про диво вам всем расскажу. Видали ли вы, встречали ли, братцы, вы Чудо-Юду, который скитается по свету вот уже ровно теперь четыре столетья с десятками лет и смерть все ищет себе? Ну, подлинно бедный! Хоть он и породы людской, но жалок ужасно! Однажды сижу я на дереве, во сто размахов крыла от земли, подле Днепра, близ Неясыти порога, где на каменном острове, под скалою подводной, есть ходы в подземное царство, откуда выходит Баба-Яга. Вот сижу я, вдруг вижу, идет что-то страшное, точно как пугало в Княжеском саду! длинный шест с перекладиной, на перекладине развешена иссохшая кожа! Я было тронулся с места, да вижу, что пугало очень смиренно завело такую речь:
– Истлел я! иссох я! устал я скитаться и жить утомился! Присел бы, прилег бы, да нет на земле мне ни отдыха, нет мне ни сна, ни могилы! В чужую могилу забрался бы я – не пускают! сесть – ноги не гнутся, иссохли составы и жилы! прилечь – не могу; словно дуб остаревший, не гнусь я к земле!
Проходят столетия, ищу себе гроба, прошу я у добрых людей себе смерти… Так жаль, не дают! У хищных зверей и у птиц – и те не дают мне, а сами летят и бегут от меня как от смерти!
Чувствую голод, и холод, и жажду… что ж? мне ни поесть, ни испить, ни погреться порядком!
В огромном моем кошеле один только сребреник вечный, а что в нем!.. Вот двести уже лет, как не ходит нигде: не берут за динарий у Римлян, а здесь не берут за долеею, что в том, что в кошель он обратно приходит!.. О! скоро ль настанет то время, когда пришлется на смену мне новый проклятый? Я слышал, что здесь,? на Днепровских порогах, живет Баба-Яга, колдунья! Погадаю у ней! Вот и пороги! Кого бы спросить про нее?
Так говорил Чудо-Юда. Лишь кончил он речь, вдруг из Неясытской скалы показалася Баба-Яга, в ступе огромной, с пестом, с помелом, вся в лохмотьях!
– Фу! – закричала она. – Не русским здесь Духом запахло! – и прямо к нему. – Эй! кто ты, скиталец! отколе? зачем, где твой конь? Не хочешь ли сесть в мою ступу, со мной прокатиться?
– Эх, баушка, я богатырь Чудо-Юда, – отвечал он ей. – К тебе я пришел на поклон, хочу погадать да проведать судьбину, вот баушка, пенязь вперед.
– Голубчик, у нас этой дряни довольно; давай, если хочешь, мне золота – даром гадать Не умею!
– Старая ведьма! гадай, или голову к черту!
– Эгэ, расхрабрился! – вскричала Яга, и давай Юду бить железным пестом.
А Юда выхватил меч да и рубит старуху. Что ж, братцы! ни тот, ни другая не охнут! лишь кости об кости стучат да оружье звучит!
– Тьфу ты, проклятый! я, верно, хмельная! дерусь с сновиденьем! – вскричала Яга и пустилася в ступе чрез поле и горы!
– Увы мне! – возопил Чудо-Юда и бросился в Дана-Пры, а вихрь, откуда ни взялся, вынес его из реки и поставил на берег!
А я со страху лететь да лететь! лишь в Киеве-граде едва отдохнул.
– Чудо! – вскричали все вороны в голос. – А Киев-то где?
– Да вы, чай, слыхали про город Самват[179], ну, он же и Киев! Какой-то сидит там Кощей… раздолье! люди у него ни по чем! то-то крови!
– Кощей! – вскричал Волх.
Вороны испугались, вспорхнули и разлетелись по деревьям.
Волх рад был, что узнал о своих братьях; нетерпеливо ждал он времени, в которое можно ему будет отправиться к ним и напомнить о Волхе, забытом на росстани.
Немного уже остается ему ждать; но запас его опять выходит. Уж он променял на хлеб меч-кладенец, засапожник[180], кованный златом, молот железный, топор двухлезвейный и палицу с набивными кремнями; остались у него только лук и стрелы; а сидеть только семь дней до срока.
179
Константин Багрянородный.