На стене мансарды висят уздечки и гитары. Вдоль стен — полки с книгами, но основная часть любовно собираемой библиотеки уже не здесь, а в новом доме, что в нескольких шагах.
Из окон виден пригорок, невысокий сосновый лесок, дорога в соседнюю деревню. Декабрь, глубокая осень, по нашим понятиям разгар зимы, но во дворе еще цветут последние розы, вокруг зеленая трава.
Летом в мансарде, где я пишу эти страницы, жарко, зимой — прохладно. Здесь прекрасно работается. Пожалуй, никогда прежде мне не был так ясен смысл мудрого изречения: «Чтобы понять писателя, надо побывать в его краю».
У Штритматтера никогда не было и нет недостатка в материале: сюжеты, люди, события переполняют его сердце, ум, душу. Огромный запас жизненных впечатлений требует воплощения на бумаге. Всего этого хватило бы на много романов. Но где взять время?
Вероятно, из размышлений об этом — тревожных, порой горьких, терзающих художников, которые постоянно помнят, что «искусство долговечно, а жизнь коротка», — возникла книга «Вторник в сентябре» с необычным определением жанра в подзаголовке: «Романы в стенограмме». Что это значит? Не надо думать, что это всего лишь сжатая запись будущих романов, которые могли бы быть написаны.
Нет! Это законченные произведения. В каждом на немногих страницах представлены жизни и судьбы, в каждом ощущается и человек, и время, в котором он живет, воздух истории — неподвижный, душный, затхлый, когда речь идет о прошлом, прозрачный и свежий, когда он напоен озоном перемен и ветром движения к будущему.
К «Романам в стенограмме» можно отнести слова из письма поэтессы Евы Штритматтер, жены писателя. Уверен, что оно родилось из совместных размышлений. «Они (писатели) ничего не откладывают на будущее. Если я не ошибаюсь, Паустовский однажды сказал: не бойтесь, что вы потратите слишком много на небольшие произведения. Ничего нельзя откладывать на потом, на после… Надо всегда отдавать все, чем обладаешь, и не бояться оскудеть». Слова эти хорошо выражают творческое кредо неутомимого мастера.
«3/4 из ста маленьких историй» — миниатюры, листки своеобразного дневника — лирического и философского. Он порожден постоянным и любовным общением с природой, многолетней жизнью и работой в деревне. Это зарисовки пейзажа, меняющегося, подвижного, времен года, портреты людей, изображение растений и животных. Такие записи опираются на долгую традицию в европейском искусстве. В нее входят и средневековые рисунки на полях рукописных «Часословов». К этой традиции относятся и страницы немецких народных календарей, в создании которых участвовали многие выдающиеся писатели. В таких календарях можно найти народные поверья и приметы, глубокие мысли о человеческой жизни, о возрастах человеческих, о постоянном обновлении жизни, о юности, зрелости и старости, записанные то в форме развернутой притчи, то в форме краткого афоризма. Сам же Штритматтер говорит о большом влиянии, которое оказали на него народные рассказы Л. Толстого, «Записки охотника» Тургенева, проза Пришвина, Паустовского. Это относится не только к «3/4 из ста маленьких историй», но и ко всему его творчеству. К названным именам он добавляет Чехова, Лескова, Бабеля.
Много лет Штритматтер работает над романом «Чудодей». Это огромное полотно со множеством действующих лиц, со сложными перемещениями и превращениями главного героя требует от писателя неотступного самоконтроля и внимания. Удерживать в руках столько сюжетных нитей, помнить многие десятки персонажей нелегко. Но Штритматтер — один из тех художников слова, для которых писание есть главнейшая жизненная функция. Они пишут, как дышат, и не писать не могут. Сколь ни велик объем работы, связанный с «Чудодеем», этих толстых, завершенных и завершаемых рукописей ему недостаточно. Он в них еще не обо всем рассказал, не все краски своей палитры, не все музыкальные регистры, которыми владеет, применил.
И Штритматтер одновременно с «Чудодеем» и другими книгами пишет цикл «Соловьиные истории». Эти рассказы или короткие повести изображают некоторые эпизоды детства, юности, молодости лирического героя. Лирического, а не автора! Хотя все, происходящее в этих историях, имеет прочное основание в биографии художника, было бы легкомысленно ручаться за их документальную точность. Достоверность этих рассказов — достоверность художественная. У лирического героя много общего со Станислаусом Бюднером — главным героем «Чудодея». И тот и другой сменяют много профессий, оба постоянно размышляют об искусстве и о поэзии. Они оба — отражение судьбы и характера писателя, но не зеркальное, а преображенное. Но не только! Кроме предков, о которых говорят и Бюднер, и лирический герой «Соловьиных историй», эти персонажи сродни героям многих «плутовских» романов и «романов странствий». Их способность проходить через цепь приключений и испытаний не старея, как не старел Тиль Уленшпигель Де Костера, говорит о связи прозы Штритматтера с теми повествованиями, которые существуют в европейской литературе с эллинистических времен. В «Синем соловье, или Так это начинается» есть «Послесловие от автора». В нем — обещание продолжить цикл. Признаться, когда я прочитал его несколько лет назад, я подумал, что это послесловие всего лишь изящный авторский ход. Однако «Синий соловей» действительно остался «незакрытой книгой». Перед нами только что вышедший сборник с подзаголовком: «Соловьиные истории» — прямое продолжение «Синего соловья». Так же, как и в предшествующей книге этого цикла, повествование идет в них от первого лица, так же, как и в тех, в новых рассказах много философских, лирико-иронических рассуждений об искусстве. И так же, как первые рассказы «соловьиного цикла», новые — в высшей степени увлекательное чтение, завораживающее импровизационной непосредственностью повествования. Эрвин Штритматтер — удивительный устный рассказчик. Он охотно рассказывает «случаи из жизни». Они обрастают новыми подробностями, а некоторые детали в них постепенно теряются, высвечиваются одни стороны, уходят в тень другие, заостряются сюжетные ходы, углубляется смысл — словом, они преображаются, как всякое художественное произведение. Нечто подобное происходит и с рассказами написанными. Момент «устности», сиюминутности повествования присущ лучшим рассказам Штритматтера.