Наша деревня всего один раз столкнулась с Парижем, и это случилось, когда я тринадцати лет от роду приехал домой на летние каникулы. Я уже думал, что даром отдал своих мышей, когда пришел младший Потер и зашипел: «Цирк начинается!»
Мы и раньше неоднократно встречались с тем, что сегодня называется «культурным обслуживанием», — термин, в котором эстетика смыкается со здравоохранением, там тоже говорят об обслуживании — медицинском. Мы видели театр марионеток, эстрадные представления, пьесы — со всем этим приходили в нашу деревню бродячие труппы, показывали нам и рваные киноленты, где действие, казалось, всегда развертывается во время дождя.
(Сегодня мы все страдаем прогрессивным телезаболеванием, и, если б в нашу деревню пришел театр марионеток, чтобы показать «Кукольное представление о докторе Фаусте», мы бы скорчили презрительную гримасу. Мы привыкли к мастерским детективам с горами трупов.)
Как я уже говорил, мы кое-что повидали, но своего цирка у нас не было никогда.
Вернувшись в субботу днем после утренней смены, Карле Винд прошел по деревне как зазывала. На нем был цилиндр, тот самый, что ему одалживали на свадьбу. Его пшеничные усики были слегка подчернены сапожной ваксой, а щеки нарумянены акварельными красками. Карле нес позаимствованный где-то барабан — мастер на все руки, он и барабанить умел. Карла бегала на руках вокруг отца, а маленькая Верена кричала: «Але-оп!»
Мама Мина стояла в сторонке и не знала, то ли ей радоваться штукам своей семьи, то ли огорчаться, особенно когда Карле на балаганном жаргоне объявил: «Сегодня вечером прославленный мистер Чарли Винд и его труппа покажут почтеннейшей публике гала-представление: фокусы, эксцентриада, гипноз, акробатика, выступление мисс Карлы, самой маленькой субретки во всем мире. Приходите, смотрите, восхищайтесь!»
Люди подходили и спрашивали Мину Потер через забор:
— Это он вправду говорит или брешет?
Тут Мина возгордилась:
— Это более чем правда. Разве не видите, моя дочка бегает на руках быстрее, чем вы на ногах!
За исключением больных, прикованных к постели, на первое представление своего деревенского цирка сбежались все обитатели деревни. Некоторые шахтеры пришли, даже не закончив смену, чтобы поглядеть на искусство их коллеги Чарли Винда. Кому не хватило стульев, устраивались на подоконниках или просто на полу. Не могу умолчать, что отдельные зрители заплатили восемьдесят пфеннигов за вход в надежде на удовольствие увидеть, как осрамится Винд Карле.
Перед сценой возвышалась пирамида из столов и стульев. Она походила на гору, которую приказывает построить помещик Пунтила в пьесе Брехта, только зандорфская мебельная гора была куда выше той горы, она доходила до потолка зала, кроме того, Чарли Винд подставил под каждую ножку стула и стола по перевернутому стакану; стул под потолком качался на трех стаканах.
Увертюра раздалась из граммофонной трубы. Граммофон принадлежал нашему столяру. Столяр был холост и держал граммофон из принципа: аппарат можно выключить, женщину — никогда. Столяр никого не подпускал к граммофону и сам ставил иголку на пластинку. Квакающий мужской голос сообщил нам, что Детмольд на Липпе — распрекрасный город и что там есть солдат, которому пришлось отмаршировать на войну. А куда же еще? Берлинский куплетист добавил, что через пятьдесят лет все будет позади. Крестьяне одобрительно кивали головами: «Истинная правда, через пятьдесят лет все будет позади».
Шахтеры с рюкзаками и рудничными лампами испробовали прочность мебельной горы, она заколебалась, как воз сена. Все честно, Карле не приклеил тайком ножки стульев к стаканам.
Из граммофонной трубы грянул марш гладиаторов. Занавес поднялся, им управлял Петер Потер за кулисами. Появился Винд Карле и поприветствовал публику. Он был в купальных трусах. Трусы поддерживала широкая красная лента, перекинутая через левое плечо.
После приветствия Карле сделал переднее сальто со сцены в зал. Первые хлопки. Никто не ожидал от слегка кривоногого Винда Карле такого сальто.