- Нет, ну… Я по... Понимаю.
Он встает и обходит стол, приближаясь ко мне.
- Мне, конечно, не стоило этого говорить. И…
С каждым его шагом ко мне, все осуждающие мысли куда-то отступают, а внутри появляется странная дрожь. По-прежнему кося глазами в сторону, взмахиваю успокаивающе рукой:
- Да, нет, все нормально… Э-э-э.
Отворачиваюсь к окну. Наверно в жизни женщины такие моменты, с объяснением в любви, очень важны... Сейчас бы радовалась, вместе с Серегой, а не тупо глазела сквозь жалюзи, но…
- Маш, я…
Разворачиваюсь к нему лицом и, прижав руки к груди, мучительно пытаюсь смягчить свои слова. Они и так даются мне с таким трудом, что я от напряжения морщусь и движениями руки помогаю вытолкнуть их из себя:
- Сергей… Пойми меня правильно…, понимаешь…
Мотаю головой:
- Я... Я не готова к новым отношениям.
Робкое выражение на его лице, сменяется серьезным:
- Сейчас или вообще?
Пригожин ловит каждое мое слово, пытаясь вникнуть. Чуть наклонив голову, тереблю себя за ухо, а потом обреченно киваю, стараясь унять дрожь. Увы, мне нечего добавить к тому, что когда-то уже было сказано:
- Я не тот человек, который мог бы сделать тебя счастливым.
Наши глаза встречаются, в его взгляде светится столько робкой надежды, что мне становится горько и больно, и сопливо, и хочется хоть как-то выразить Сергею сочувствие и сострадание. Наверно что-то такое отражается в моих глазах - он вдруг мотает головой и невесело улыбается:
- Маш, слушай, если ты хочешь меня отшить, ну, скажи прямо. Ну, зачем все эти вот витиеватые отговорки.
У меня тяжко на душе, щиплет в глазах и носу. Я расстроено отворачиваюсь и вытираю мокрый нос. Не хватало еще разреветься.
- Может быть, я действительно не понимаю, но я хотел тебе сказать и…. в общем, я это сказал и…ну, извини.
Он пытается уйти, и я дергаюсь остановить его.
- Сергей, подожди!
Ну, почему? Почему мы не можем быть просто хорошими друзьями? Почему если он мужчина, а я женщина… Все должно обязательно скатываться ко всяким дурацким поцелуям и постели? Пригожин стоит, повернув голову, и ждет продолжения моих слов.
- Что?
Боюсь не выдержать и разреветься - чувствую, как в глазах уже закипают слезы.
- Ты понимаешь, я… Ты мне тоже нравишься…
Вижу, как Сергей радостно меняется в лице и замирает, а потому тороплюсь закончить:
-… Но как друг, понимаешь?
- Гкхм… Как друг, да, понимаю… Хотя бы, так.
Я чувствую себя ужасно несчастной, и когда он делает шаг к двери зову:
- Сереж, подожди, ну!
Он снова тормозит, и не глядя на меня, бормочет:
- Да чего ждать, Маш, все понятно! Чего ждать...
Он уходит, а у меня внутри скребут кошки, и хочется плакать. Мне его так жалко. Но Ромка… Дать надежду Сергею, это же будет предательство? Или нет?
***
На улице темнеет, а общественный транспорт уже накрывает час пик, так что скоро будет совсем не протолкнуться. Подумав, еду домой, пока еще можно сесть в автобус. От остановки до подъезда пешком метров триста и я, сунув руки в карманы, преодолеваю их не спеша и растягивая прогулку. Есть время поразмышлять о себе, о Пригожине, о Ромке с его бывшей - дни идут, а вестей из милиции по нашему со Светкой заявлению, как не было, так и нет.
У подъезда меня вдруг пробирает холодок, неприятное беспокойное ощущение, будто взгляд в спину, тяжелый и злобный как штык. Остановившись возле входной двери, резко оборачиваюсь, подозревая за спиной присутствие посторонней личности – слава богу, нет никого, улица пустынна. Кошмар… С этой сумасшедшей дурой, Миланой, сама скоро станешь параноиком с манией преследования. Постояв несколько секунд, тяну на себя тяжелую дверь в подъезд и захожу внутрь.
***
Дорохина уже дома, преспокойно читает книжку в гостиной, за чашкой чая, и за ужин еще не принималась. Отправляюсь в спальню переодеваться:
- Пойду-ка я приму душ, занырну по-быстрому.
Накинув халат, сначала устраиваюсь перед зеркалом в ванной смыть макияж. До меня доносятся глухие звуки — звонок в дверь, голоса, но мое внимание слишком увлечено процессом, чтобы отвлекаться — на хозяйстве есть Дорохина, и она разберется. Но уже через пару минут возникают вопросы, и я кричу сквозь двери:
- Свет, ты полотенца чистые не приносила?
То, что Дорохина одним вытиралась вижу – вот оно на перекладине висит, а для себя ничего не нахожу - кроме халата все крючки пустые. В ответ молчание и я продолжаю поиски, пока не обнаруживаю свернутое полотенце на стиральной машине, под грудой высохшего белья. Натянув шапочку на пучок, лезу под струи воды. Пятнадцати минут, чтобы поплескаться, вылезти, накинуть красный банный халат на тело и довершить вечерний уход над кожей оказывается достаточным. Оставив дверь в ванную открытой, чтобы выпустить лишний жар, протираю кремом руки и прислушиваюсь к тишине в квартире. Странно… Уйти на ночь глядя Светка не могла, тогда что? Затаилась и дрыхнет под шапкой? Ворчу:
- Дорохина, ты там умерла, что ли?
Подняв глаза, вдруг вижу в зеркале Ромкину бывшую, застывшую в дверном проеме. Это совершенно непонятно и неожиданно. Господи, зачем Светка ее впустила вообще?! И где она сама? Медленно оборачиваюсь, оказываясь лицом к лицу - у той безумные глаза, а в опущенной вниз руке огромный кухонный нож. Все как в замедленном кино – потеряв голос, я пытаюсь шевелить губами, а Милана приближается и от нее исходит такая угроза, что, кажется, говорить с ней о чем то и успокаивать бесполезно. Она взмахивает ножом с воплем:
- Тварь.
Хорошо, что Ромкины уроки самообороны срабатывают, и я успеваю поставить блок, развернув корпус так, что женщина весь свой импульс проносит мимо, падая на край ванны, а нож отлетает в сторону. Она только и успевает, что издать какие-то нечленораздельные вскрики и, схватившись за лицо, потерять сознание. Я в шоке! Меня хотели убить! Зарезать, как свинью, в собственной ванной!
- Ничего себе.
Топчусь рядом, не зная вызывать ли скорую для этой сумасшедшей, милицию или бежать в гостиную спасать Дорохину. Выброс адреналина заставляет бурлить кровь и я, склонившись над поверженной соперницей, растерянно выкрикиваю, взмахивая руками:
- Ты что, вообще конченная, что ли?
В ответ тишина и я сама пугаюсь – может она уже и не живая? Коленки подгибаются, и я чуть приседаю, наклоняясь ниже:
- Э... Эй!
Присев, поднимаю нож с пола. Тишина в квартире страшит, и я испуганно говорю своему отражению:
- Я что, ее убила, что ли?
Еще страшнее за Дорохину. Кричу громче:
- Свет!
Засунув нож в корзину с грязным бельем, бегу отсюда, торопливо проскакивая спальню:
- Свет.
Дорохина обнаруживается привязанной веревками к несущей колонне возле полок, с заклеенным скотчем ртом. Криминальная шизофреничка видимо обшарила все ящики в квартире и чулан, пока я мылась — там полно всяких хозяйственных штучек и мелочей, и моток веревки тоже. Несмотря на Светланин мученический вид у меня отлегает от сердца, и я спешу к подруге:
- О господи, Свет. Что она с тобой сделала!
Первым делом срываю скотч с губ, и Дорохина меня успокаивает:
- Да ничего, ой..., а где она?
Даже не знаю, жива ли эта дура. Растерянно кошу глаз в сторону ванной:
- А… Она там... Я ее, по-моему, того.
- Чего того?
Меня саму все трясет, и я несколько раз мелко киваю, признаваясь:
- Грохнула.
- Да? Ну, туда ей и дорога. Развяжи меня.
- Да, сейчас.
Это то, что мне сейчас не хватает – четкая команда и Светкина моральная поддержка. Охотно нагибаюсь к ее ногам, пытаясь распутать узлы. Но их так много, что парой минут не обойдешься, проще разрезать ножом, но мысли о режущих инструментах пугают и вызывают холодок на спине.
- Черт!
- Что такое?
- Узлов поназавязала…
- Возьми ножницы, там в ящике.
- Нет, сейчас, сейчас, вроде пошел.
И действительно начал поддаваться, я чувствую. Неожиданно Дорохина орет над ухом: