— Да это-то мне ещё в долине приходило в голову и возле водокачки, только страх за тебя всё равно был сильнее. Но я ещё про что-то всё думала, а про что — не помню…
— Может быть, тебя мучила совесть? Ты ведь знала, какой переполох поднимется в лагере, как только заметят, что ты исчезла. А ещё ты, наверно, вспомнила Вольфа и думала, что его про тебя станут спрашивать…
— Конечно, я его вспоминала, но я ведь знала, что он лежит во флигеле, в изоляторе, из-за ангины. Значит, к нему приставать не будут. А вот совесть меня и правда мучила. И я боялась возвращаться в лагерь. Не то чтобы наказания боялась или так уж переживала, что они там волнуются — ведь они бы сразу увидели, что я жива и здорова, — а вот всякие вопросы… Мне об этом подумать и то было страшно. Ну что бы я им ответила?.. А теперь я вдруг вспомнила, чего я так испугалась там, на площади, в толпе, среди всех этих автобусов. «Ведь мне глотать больно, у меня, наверно, ангина! — подумала я. — Значит, как только я приеду в лагерь, меня положат в изолятор, во флигель, и я не смогу убежать!» И тут мне вдруг показалось, что без Старичка-Корешка ты совсем пропадёшь… А потом всё пошло так быстро, словно во сне. Толпа людей входила в двери вокзала, и я тоже пошла со всеми. У кассы меня чуть не задавили… Тут кто-то крикнул: «Да осторожнее! Тут ребёнок!.. Куда тебе, девочка?» Помню только, что в руках у меня была спортивная сумка, и кошелёк, и билет, а как это вышло, сама не знаю. А потом я сижу уже в поезде, в углу, и ощупываю сумку — здесь ли Старичок-Корешок? Да, здесь!.. Какая-то женщина смотрит на мой билет и говорит, что она едет в тот же город, и спрашивает, где я живу… А потом я, наверно, всё время спала. Женщина меня разбудила, ночью, и посадила к себе в такси. Она даже со мной по лестнице поднялась. А папа открыл дверь — и прямо остолбенел… Они про что-то говорили, только я ничего не поняла. И она сразу ушла. Папа на меня смотрит, а я на него смотрю. Я спрашиваю: «Где мама?» А он говорит: «В роддоме». А потом всё закружилось, и папа понёс меня на диван. А что дальше было, я не знаю.
— А дальше я могу тебе рассказать, — сказала Лило, — хотя меня там и не было. Папа мне всё подробно описывал. Он совсем растерялся, не знал, с чего начать. И вдруг звонок в дверь, входит аптекарь, а за ним аптекарша, и оба сияют — поздравляют его с сыном. Звонила из родильного дома старшая сестра — сказала, что родился мальчик и что мы с ним чувствуем себя хорошо. Папа просто не знал, плакать ему или смеяться. Сперва ты — как снег на голову, и ясно, что больная, а тут вдруг эта новость. Хорошо ещё, что здесь был аптекарь и, главное, аптекарша. Ты ведь знаешь, она никогда головы не теряет, даже в самую трудную минуту. А тут как раз начался переполох. Ты очнулась и давай кричать: «Хочу к Лило, хочу к Лило!» Ну она и поняла, что начинать надо с тебя. Задала несколько вопросов и установила, что ты удрала из лагеря. Тогда она стала распоряжаться: аптекаря послала звонить по телефону в лагерь — там, оказывается, все до того были ошеломлены твоим исчезновением, что уже собрались спустить воду в пруду. Думали, ты утонула. А ещё ему сказали, что в лагере несколько случаев ангины…
— Мама Лило, — перебила её Ромашка, — ведь с ангиной это так… отговорка… Теперь все думают, что я из-за ангины убежала, потому что в жару сама не знала, что делаю… А ведь я и в лагерь только затем поехала, чтобы раздобыть Старичка-Корешка и привезти тебе. Я ведь с самого начала убежать задумала…
— Да, я это знаю, Ромашка. И учитель Герберт знает, и фрау Ирена. Я с ними говорила. И они тоже со мной согласны, что не стоит об этом никому рассказывать, пусть уж это останется тайной. А то все будут смеяться над Прапра, и никто не станет её уважать, как раньше. Ну давай я тебе расскажу дальше. Аптекарша осмотрела тебе горло — оно было красное и воспалённое — и сразу же распорядилась: тебя перевезти к бабушке Посошок, а в квартире сделать дезинфекцию, чтобы микробы тут не плясали, когда я с малышом вернусь домой. Обо всём она подумала. Аптекарь дал тебе лекарство, а потом ты уснула и даже не заметила, как папа перенёс тебя вместе с твоей спортивной сумкой, которую ты всё прижимала к себе, в новую машину и отвёз к Прапра. Да, а где твоя спортивная сумка?..
Ромашка вскочила и принесла сумку. Никто из неё ничего не вынимал, потому что она была почти пустая. Ромашка вытащила из неё целлофановый пакет и положила его на колени Лило.
— А ну-ка посмотрим, какой он, — сказала Лило, — это мне очень интересно!
Она сняла целлофановый пакет, развернула большой синий носовой платок дедушки Алоиза и вынула из него Старичка-Корешка. Потом подняла его повыше, чтобы получше разглядеть, и тут с ней случилось то же самое, что с дедушкой Алоизом, — она громко рассмеялась. Правда, смех у неё был совсем другой — не хрипловатое «Хо-хо-хо!», а весёлый, звонкий и такой заразительный, что Ромашка сама залилась радостным смехом. Как раз в эту минуту в комнату вошёл отец и, увидев Старичка-Корешка, удивлённо воскликнул: