И он обязан хранить древние знания, оберегать, память и опыт прошлого, чтобы ни демоны, ни сами люди и гномы, не повторяли старых ошибок. Он обязан помнить. Хорий бы так и сказал.
Впрочем, старый маг оставил завещание. В своей обычной, чуть насмешливой, манере. Позвал недавно, усадил у своего ложа и велел поискать ведимов в королевском дворце эльфов. Мол, раз там всё нездорово, то и нездоровые – там же, сокрытые от мира и способные гадить безнаказанно.
Орильр не глядя сгреб несколько цветных кленовых листьев, которые решили украсить траву чуть раньше времени, и стал их раскладывать. Золотой – это долина Лирро, вот он пусть в серединке красуется. Тогда на востоке, за хребтом, удачно изображаемым травяной кочкой, – большой багровый лист, это страна Рониг. А сама кочка – один из отрогов кряжа гор, где живут гномы. Эльф бросил коричневый мятый лист левее и выше золотого, то есть к северо-западу, отмечая Леснию, укрывшуюся за еще одной кочкой, снова очень к месту отобразившей горный отрог. Выкрошил кусочек из розового листа и отметил южнее Леснии малое княжество Эрхой, воткнул палку между Эрхоем, Леснией и Лирро, отмечая пустую теперь башню ордена. И задумался.
– Знаешь, Хорий, ты снова прав, – почти виновато сообщил Орильр палке. – Наш Лирро – самое удобное место для их логова. Сколько там эльфов? Хорошо, если полторы тысячи наберется, я так думаю. Из них две трети живут в столице. И я знаю, есть территории, куда король не велел даже случайно заглядывать, он не любит надолго терять подданных из виду, чтобы в их головы не закралась и тень самостоятельности. Например, старый лес пустует, а он огромен. Северный удел, прямо при слиянии отрогов гор, а рядом-то два перевала – на Леснию и Рониг. Там они и сидят. И я должен был сам понять. Ведь счет перстней доступа во внешний мир не сошелся, когда я увел Бэля. То есть их уже умыкнули. Выследили эльфа из молодых, напали, сделали из него нечто послушное и безвольное своей магией или уговорили посулами. А дальше всё совсем просто. Идеальное убежище, никто им не помеха. Отсюда и страшные истории про пограничные дебри, наполненные злобными тварями. Про черных эльфов. Спасибо за совет. Я им такую Стену устрою – сами не обрадуются. Потому что теперь, когда моего племянника Лиррэля нет в живых, а коронован его убийца, кровь Лильора-а-Тэи дважды старшая для заговора Стены. И я обновлю условия допуска в Лирро. И выхода оттуда – тоже.
Он рассмеялся, представив себе, как ведимы копошатся у Стены, пытаясь пройти ее с бесполезными перстнями, не признаваемыми новым заклятием.
Легко встал и пошел прочь, к башне.
Год назад сюда кое-как добрел безоружный раздетый больной скелет. Теперь – иное дело. Вернуть всю полноту своих способностей за год невозможно, но Орильр старался, да и последний маг ордена оказался силен в лекарском деле, дружен с лесом, обеспечен запасом очень полезных трав. Хорошее питание, тренировки и зеленый тихий край, дающий отдых душе эльфа, тоже помогли.
О боли долгого плена напоминали только ставшие прямыми волосы, из которых седина не ушла, и Орильр привык воспринимать себя таким, постепенно предавая забвению и памяти прежние золотисто-каштановые, с крупными волнами. Зато глаза вобрали зелень леса и теперь опять могли соответствовать древнему определению королевы, назвавшей их кошачьими. Орильр помнил белых барсов страны Рэлло, чьи изумрудные глаза всегда следили за Тиэсой-а-Роэль. Ее вообще любили все, даже род диких ящеров не смел спорить, если королева вежливо просила, а она никогда не решалась приказывать природе.
Эльфы по природе своей узки в кости и легки, даже худощавы, и на их фоне хран королевы выглядел куда мощнее и крепче. Его, желая обидеть, некогда презрительно звали «полукровкой людей» и даже «родней гномов». Последнее – чудовищное преувеличение, а первое очень близко к истине. Орильр был шире в плечах, выше, массивнее обычного эльфа. И тяжелыми мышцами молотобойца, присущими большинству гномов, он никогда не обладал, обходясь упругими и куда менее рельефными, созданными и как силы, так и для выносливости и стремительности движений. Лицо эльфа – с довольно резкими скулами, с жесткой линией подбородка, с глазами, куда более мелкими, чем у многих иных вечных, к тому же посаженными достаточно глубоко, – тоже давало основание заподозрить в его роду присутствие толики людской крови.
Такие, как он, рождались в первые годы древнего немирья. Теперь уже не восстановить забытых тайн, но эльфийские сплетни утверждали, что на облик и способности воинов повлияли маги. Вроде бы хотели добиться чего-то уникального, но многие дети погибли, а иные приобрели черты – не внешности, увы, а характера, – несвойственные эльфам. Так бывает, когда берутся за дело, непонятное с начала до конца. Берутся с присущей детям простотой и такое создают – позже всем мудрым не расхлебать. Впрочем, война забрала всех, кого ради боя изменили и закляли маги. Орильр порой с болью и тоской думал, что выжил исключительно благодаря упрямству королевы, пожелавшей заплатить и за него тоже.