Выбрать главу

Тянулись дни, переходя в недели. Расстояния, которые она стала пролетать за сутки, становились короче, уверенность в правильном пути – слабее, а желание добраться до конца почти совсем потухло. Тоннель старался как мог поддерживать ее своим эхом, он был даже готов сократить сам себя, если бы это было возможно, так он хотел, чтобы клеёнчатокрылая добралась до выхода. Но силы покидали ее, и она уже не летала – она полётывала иногда. Попытки двигаться вперед были настолько слабенькими, что, даже находясь в воздухе и размахивая крыльями, она дотрагивалась лапками до земли.

Она готова была уже зарыться в землю и похорониться, а тоннель готов был окончательно и совершенно разочароваться в себе и всех тех, кто выбирает его, самый непростой путь. Он готов был перестать верить, что прекрасный мир, который он так тщательно берег этой непроходимой земляной черной трубой, никто так и не увидит, как вдруг стрекоза оживилась и рванула вперед.

Свет! Она почувствовала свет и со скоростью света помчалась к свету. Тоннель был рад настолько, насколько тоннели вообще способны радоваться. Он был в восторге! Он знал, что когда-нибудь кто-нибудь дойдет до самого конца!

Стрекоза вылетела из тоннеля и еще долго кружилась, кружилась, кружилась, наслаждаясь яркостью, которую только что обрела. Мир, в который она попала, и правда был потрясающе удивительным и стояще-красивым! Он был похож, на ее старый мир, только во много-много-много-много-много-много раз лучше. Она так долго летела к нему! Она не жалела ни об одном мрачно-беспроглядном сантиметре, который ей пришлось преодолеть, ведь она знала: в конце ее ждёт самая лучшая награда. И она ей наслаждалась.

Свет в конце тоннеля – это всегда выход. Не смерть, а выход, финал, награда, за терпение, неусомнимость и решительность. В прекрасном мире стрекозка жила совсем недолго, ровно 50 часов. Но в последний миг своего дыхания она вспомнила не эту жизнь. Она вспомнила тоннель, ведь это он привел ее сюда. Сюда, где она была так счастлива.

Про…промолчу

Он всегда вдыхал жизнь полной грудью и наслаждался каждой милиграмминкой воздуха, попадавшей в его гостеприимную душу. Он летал по небу и был счастлив, ведь он умел летать. Летать! Любой мечтает ощутить, каково это: парить в облаках, ни о чем не думать и просто быть невесомым. Он умел наслаждаться. Он дышал, он затягивался приятными ощущениями и делился ими. Ему очень нравилось делиться! Ведь если бы он только забирал удовольствия и совсем никому их не отдавал, они бы попросту переполнили его, и он бы лопнул. Шарик знал, что для того, чтобы жить, надо делиться.

Но и он иногда ошибался. Помимо солнечных дней выпадали и хмурые, и дождливые. Дождем он тоже дышал – он не мог по-другому, потому что не мог не дышать. Его душа, хоть и была и тягучей, и вместительной, но очень хрупкой. А шарик все равно вдыхал в себя не только теплый, затисканный солнечными лучами, воздух, но и горький дождь, холодный снег и колючий град. Вот ими-то он ни с кем и не делился. Он так любил всё, что его окружает. Он знал и видел, как все кругом радуются теплу и солнышку и как все морщатся от раздирающего изнутри мороза, как все уворачиваются от метких капелек и как все бегут от небесных прочных комочковых снежочков. Он давно заметил, что все любят, когда кругом ярко и светло, а из мрака все ищут выход. И когда находят – несметно этому радуются. Поэтому он не делился тем, что ему казалось «нехорошим», «неприятным», «нерадостным». Он не любил обижать, он не любил, когда кто-то расстраивался. Он мечтал вечно всем дарить тепло и улыбки. У него получалось. Получалось…

И получилось бы, наверное, сейчас, если бы тогда он знал, что солнце и теплый воздух очень легкие, и что в душу они вмещаются в огромном количестве, совсем ее не утяжеляя. Он может вдохнуть в себя несметное количество восторга, еще больше отдать и потом вдохнуть в себя новую дозу. А вот все то, что связано с мраком – очень тяжелое. Если впитать это в себя, и там же оставить, совсем скоро не останется ни щелочки для того, чтобы пустить в свою душу свет. Надо освобождать себя от всего того, что утяжеляет ее. Но шарик не мог. Он хотел быть послом солнышка, связующим звеном между небесным светилом и живым миром, доставляющим согревающие лучи на землю. Он совсем забыл: для того, чтобы жить, надо делиться. Делиться не только теплотой, но и мокрым снегом, дождем с градом, метелью, если так случилось, что они ворвались в душу. Делиться не для того, чтобы отдать их кому-то другому. Они не долетят! Они исчезают тогда, когда осмеливаешься выпустить их на волю. Да, рано или поздно их кто-то вдохнет. И никто не виноват.