Малышка внимательно слушала, что рассказывала ей мудрая снежинка и понимала, что она ничего не понимала в настоящем полете до сегодня.
Зима пришла! Наконец-то! Снежинка так нестерпимо хотела взлететь на землю, что сидела на выходе снежной тучи самая первая, готовая вот-вот оттолкнуться и взмыть вниз. Но на этот раз вместе с ней сидели такие же маленькие снежинки, которые всегда мечтали лететь, но, из-за того, что были одни, мчались и приземлялись очень быстро. За год на небе они сумели подружиться и теперь решили собраться в тучку кучкой и кучкой же полететь. Дверь распахнулась и они выпрыгнули. Это было незабываемо! Они и не знали, что небо так высоко от земли. Они же пролетали всё расстояние за два дня, а теперь – за полмесяца. Но даже этого времени им не хватило, чтобы налетаться и перестать мечтать о полетах целый год. Они спрыгнули с небес в середине декабря, а приземлились тогда, когда по всему миру били часы, поздравляя всех с лучшим праздником в году. Снежинки летели вместе и, потираясь друг о друга, скрипели поздравления. И теперь всегда будет только так: вместе.
Про обман
Он как трещина в пустыне крошил своими прикосновениями лист на части. Скрипя грифелем, он выводил линии и дробил бесконечную однообразную бумагу. Нажим, еще нажим, и готов контур примитивных геометрических фигур. Штрих, штрих, штрих….и кубы с конусами обрели объем. Стали как настоящие! Так и хочется поднести к ним ладошку и схватиться за них.
Карандаш всегда удивительно точно улавливал объем. Игра в светотени была его любимой игрой. Он обожал переходить от светлого блика к темным тонам и всегда безумно радовался тому, что у него получались такие обманчиво-фактурные фигуры.
Когда он рисовал человека, он всегда четко прописывал каждую складку на его одежде, каждую морщинку. Многие его люди прямо рвались с альбомного листа жить. Не хватало его творениям только одного: цвета.
Однажды карандаш познакомился с кисточкой. Она выводила узоры в альбоме, а он залюбовался ей. Она заметила его, и они разговорились. Карандаш показал ей, на что способен. Кисточка была в восхищении от его работ, но и она заметила, что им не хватает яркости. Карандаш уверял, что он может всё вокруг сделать разноцветным, просто ему не хочется. Тогда кисточка попросила его разукрасить хотя бы одну фигурку, вместе с ней, для нее. Он долго сопротивлялся и, в конце концов, убедил ее в том, что сейчас не время. Она поверила ему.
Прошло несколько месяцев, но карандаш так и не разукрасил ни одного миллиметрика цветом. Все были уверены: он просто не умеет! Но он убеждал их, что он может, когда есть вдохновение, а сейчас его нет. Все смеялись. И только кисточка не переставала его поддерживать и ждать вместе с ним вдохновения. Она знала, абсолютно точно знала, что он – может! Ей даже казалось, что она видит тёмно-синий цвет в тех кусочках, где он делал очень густую тень, она улавливала желтоватый оттенок там, где карандаш просто оставлял белое пятно на бумаге. Она уверяла всех, что он может, что он окунется в краску и раскрасит картину, потому что он ей так сказал. Она верила в него. Только она – больше никто.
Как-то раз она застала его, печально улегшимся на край листка. Он был пуст. Листок тоже.
Кисточка подпрыгнула к нему, и хотела было заговорить, но он не дал ей произнести ни слова. Он молча наклонился над белоснежностью и впервые в жизни начал писать.
«Милая, – начал он тщательно выводить каждую букву, – я не достоин твоей дружбы».
Было заметно, как мягкие ворсинки ее прически начинают медленно подрагивать.
«Ты слишком чиста. – Продолжал он. – Не пачкайся об меня. Я умею рисовать только серые картины. Прости».
Она верила ему всегда, но в это поверить не могла. На лист стекала темная краска.
Он не смел повернуться к ней, и все также утыкался грифелем в бумагу.
Он снова медленно, еле дотрагиваясь до листа, вывел едва уловимое «прости». Он знал, что простить его невозможно.
И она знала. Знала, что должна злиться на него, должна оскорбиться и больше никогда ему не верить. Вместо этого она, собрав всю свою внутреннюю силу на кончике волос, ответила:
«Я сама виновата»
Про одиночество
Ты снова молчишь и сегодня опять не скажешь ни слова, я знаю. Не говори, просто слушай, ведь ты единственный, кто может блуждать по бескрайнему космосу моих мыслей. Ты тот, кому я всегда доверяла то, что смогла скрыть от остальных. Когда по моему сердцу впервые пошла трещина, оставленная любовью, ты был первым, кто узнал об этом. Если бы не ты, боль разбила бы его на множество горящих слезинок.