Однажды карандаш подумал, что, наверное, дело в том, что рисует он днём, а днём рисовать невозможно – обязательно что-нибудь да помешает, и решил попробовать добиться своего ночью. Он выбрал самую ровную часть стола – чтобы без единой выпуклости! – взял самый чистый лист бумаги, и пошел чертить. Карандаш выпрямился всем своим стержнем, напряг грифель и…вперёд. Резинки на листе не мешались, грифель не съезжал, никто не отвлекал, и сам он не отвлекался. Он был поглощен движением и пропускал через себя каждый миллиметрик листа. Если бы мог, он бы задрожал от волнения, но дрожать было нельзя – ему нужна была прямая. Идеально ровная! Уже виднелся край листа, и карандаш вдруг забоялся: а вдруг сорвется? Но он тут же отогнал свои дурные страхи и резко рванул вперед, закончив путь. Да! Он сделал это! Ничто не смогло ему помешать! Он посмотрел на линию: прямая! И спокойно лег спать.
Наутро он, довольный и счастливый, пришел к листочку, по которому вчера прошёлся так уверенно. Но, нет! Этого не может быть! Линия только казалась прямой, но такой не была…а ведь это была самая ровная из всех, что он когда-то проводил, но всё равно не прямая! Она была будто проведена по нождачке: шершавой и…кривой.
И вот тут настал момент, когда кажется, что достиг своего предела, когда больше не веришь в себя, когда думаешь, что всё, вот он – финиш, дальше – пустота, ты дошел до своей вершины, теперь можно только вниз. Но, как это обычно бывает, вдруг где-то в глубине души зажигается еле теплящийся огонёк, едва греющий тебя изнутри, и где-то на подсознательном уровне ты начинаешь чувствовать: а вдруг всё не так, вдруг это не та вершина, не самая высокая, которую ты способен преодолеть? Постепенно огонек, разгорающийся от начинающего чаще стучать сердца, вдохновляет тебя, и ты вновь начинаешь верить, что ты можешь! Ты способен на большее! Тебе подвластно всё, что пожелаешь! Нужно этого хотеть, не лениться и идти прямо!
Прямо…в нём снова просыпалось желание доказать себе, доказать всем, что может он! Может! Но друзья успокаивали его: «твоя линия почти совсем прямая! Ты многого достиг! Ни один карандаш, ни одна ручка больше так не умеют!» Почти прямая! Ему не нужно «почти», ему нужна пря-ма-я! И либо он проведет её, либо вообще откажется от этой затеи! Да, карандаш был именно таким: или идеально, или никак.
Он не знал, что можно сделать еще, ведь он уже чертил даже ночью! И не справился…может, он захотел прыгнуть слишком высоко…
Как-то раз, когда он просто вырисовывал кружочки и овальчики, он услышал, как все его друзья вдруг неожиданно оживились. В их жизни так давно не происходило ничего неожиданного, что появление новичка стало настоящим событием. К ним пришла линейка: хороша собой, розовата, с прекрасными ямочками через каждый миллиметр – она очень понравилась карандашу, и он присоединился ко всем, кто знакомился с ней. Ему показалось, что она заметила его в толпе. Он и сам не знал, может ему и правда только показалось, но почему-то он почувствовал, что не ошибся.
С линейкой все очень быстро подружились – она была очаровашкой! Карандашу нравилось, когда она была рядом. Вот только он замечал, что она, вечно веселая, когда оставалась одна, становилась какой-то серьезной и сосредоточенной. Видел это только он, потому что остальные говорили про неё: «она всегда в отличном настроении!» «Мне кажется, у нее что-то не получается. Что-то очень важное» – пытался достучаться карандаш, на что получал ответ «тебе кажется», и уходил следить за ней.
Ему было страшно подойти к ней вот так вот, просто. Спросить, почему она такая грустная. А вдруг ему и правда кажется? Тогда она подумает, что он сумасшедший и откажется даже попадаться ему на пути. А он так любил, когда они случайно сталкивались на листке! И всё-таки, когда любопытство не могло больше подпитываться одними домыслами, он решился.
Она заметила его сразу же, как только он подошел.
–Я ждала, когда ты придешь, – начала она.
Карандаш немного замешкался – он не ожидал, что разговор начнет она, но не растерялся:
–Вот я и подошел.
Сказал, а про себя подумал: «что я несу?»
Она улыбнулась.
–Я заметил, что…
–Что грущу иногда? Ты – единственный, – продолжила за него она, – больше никто не замечает.
–А почему ты бываешь…ну, грустной?
Карандаш боялся, что она разозлится на него, ведь он наверняка интересовался чем-то до отчаяния сокровенным. Но она очень обрадовалась его вопросу. Наверное, она даже ждала его, и с радостью печально на него ответила.