Дальнейшее расширение Ромейской державы к востоку возобновилось уже при императоре Романе III Аргире. Сирийский поход самого василевса обернулся бесславной и катастрофической битвой у Азаза, где армия Романа III была разгромлена сравнительно небольшими силами эмира Алеппского Шибла ад-Даулы Насра. Сирийский поход императора Романа III Аргира и битва при Азазе подробно описаны Михаилом Пселлом. По словам Пселла, василевс Роман III «выдумал мнимый предлог для войны с сарацинами, живущими в Келесирии (их столица на местном языке называется Халеб), собрал против них войско, умножил его ряды, изобрел новые боевые порядки, сколотил союзные отряды и набрал пополнение, чтобы одним ударом покончить с врагом». Далее Пселл переходит к описанию самой битвы при Азазе: «Когда он выступил из Антиохии, на холмах неожиданно показался отряд варварских воинов, засевших в засаде по обе стороны дороги. Вооруженные как попало, без доспехов, эти смельчаки боевыми криками и внезапным появлением навели ужас, оглушили наших воинов конным топотом и произвели впечатление огромных полчищ, ибо не двигались сомкнутым строем, а беспорядочно скакали отдельными группами. Они внушили такой страх, внесли такую сумятицу в ряды этого огромного войска итак сломили волю людей, что все, в каком были виде, так и помчались, ни о ком и ни о чем больше не помышляя. Верховые повернули и пустили вскачь коней, остальные, не теряя времени, чтобы оседлать лошадей, отдавали их первому попавшемуся, а сами, кто как мог, искали спасения в беспорядочном бегстве или скитаниях. Случившееся тогда превзошло все ожидания: те, которые благодаря своей воинской выучке и боевым порядкам покорили всю землю и, казалось, были неуязвимы для любых варварских полчищ, не выдержали одного вида врагов (…) Первыми поддались панике телохранители императора, которые бросили самодержца и понеслись без оглядки. И если бы какой-то человек не подсадил его на коня, не подал узду и не велел удирать, может быть, и попал в руки врагов тот, кто надеялся потрясти всю земную твердь. (…) И вот наши в панике удирали, а враги, оказавшись простыми свидетелями своей нежданной победы, стояли в изумлении от такого беспричинного отступления и бегства. Затем, взяв в плен нескольких воинов (…) бросились за добычей. Прежде всего, они сняли царский шатер, который мог бы поспорить с иными из нынешних дворцов, столько в нем было ожерелий, браслетов, венцов, жемчугов и других богатств, всего самого великолепного! Числа этих драгоценностей было не измерить, а красотой не налюбоваться, столько и такой роскоши хранилось в царской палатке. Сначала они сняли шатер, затем собрали и другую добычу и, груженные ею, вернулись к своим товарищам. Это о варварах. А между тем царь, оторвавшись от варварского отряда, поскакал туда, куда помчали его пыл и ноги его коня». Завершая повествование об этом бесславном походе, Пселл приводит историю радостного обретения Романом III брошенной императорской походной иконы, иконы Богоматери Одигитрии, и возвращения остатков армии в Антиохию и Константинополь[442].
Однако, невзирая на это поражение, ромеи, спустя год, смогли начать новую кампанию на землях Сирии. Василевс Роман III заключил договор с одним из двух эмиров, правивших Эдессой, и выкупил у него права на город «за 20.000 динаров и четыре деревни на землях ромеев»[443]. К Евфрату была спешно двинута ромейская армия, под началом Григория Маниака. «Ромеи прибыли ночью, и заняли крепость, укрепившись там (…). И некоторые из них спустились в город, и уничтожили арабскую мечеть»[444]. Сразу же после взятия города ромеями, Эдесса испытала тяжелейшую осаду со стороны месопотамских эмиров, сопровождавшуюся взятием и разорением нижнего города, в том числе кафедрального собора Св. Софии. В особенности пострадала мелькитская община города. В то время, как сирийские миафизиты покидали осажденную Эдессу вместе с тюрками и арабами, мелькиты остались в городе, очевидно уповая на победу своих византийских единоверцев. Пытаясь избежать царивших в городе боев, многие мелькиты собрались в соборе Св. Софии. Однако турки снесли врата церкви, перебили найденных там мужчин и угнали в плен женщин и детей[445]. Согласно той же хронографии Бар Эбрея, эмир Насир ад-Даула «отправил армию против Эдессы (…) и обрушил стены, и вошел в город. И они (т. е. арабы) захватили великую церковь, куда бежали христиане, и исторгли у них добычу и их женщин. И встали они лагерем против крепости ромеев (цитадели. — С. Б.), но не смогли к ней даже приблизиться. И когда выпал снег они, под предлогом зимы, оставили город и ушли»[446]. В последующие годы Эдесса как минимум дважды (в 1034 г. и 1045 г.) подвергалась разорению со стороны тюрок. Ромеям удавалось выбивать сарацин из города лишь за счет стойкости гарнизона, державшегося в цитадели[447]. Так или иначе, Эдесса осталась в составе империи и превратилась в христианский форпост на восточном берегу Евфрата. Преемник Романа III Аргира, император Михаил IV Пафлагон «невзирая на то, что презирал арабов, отправил 10.000 всадников к Эдессе и велел восстановить разрушенные крепости. И ромеи стали совершать набеги из Эдессы, и они разорили земли у Азаза, Харрана, Саруджа»[448]. Самосата, контролировавшая переправы через Евфрат, к северу от Эдессы, была покорена ромеями еще до 1031 г. Она уже была резиденцией протоспафария Григория Маниака, в бытность его стратигом городов Евфрата, и служила основной базой для ромейского наступления на Эдессу[449].
446
Bar Hebraeus. Chronography… — P. 215. Подробнее всего о ромейском завоевании Эдессы и последующих мусульманских осадах города пишет уроженец города — армянский хронист XII в. Матфей Эдесский. См. Mathieu D'Edesse. Op.cit. — P. 47–51.
449
Подробнее о занятии ромеями Самосаты, см. Segal J.B. Edessa: The Blessed City… P. 217–218.