О распре между Боэмундом и Раймондом Сен-Жилльским будут неоднократно писать средневековые хронисты и позднейшие исследователи. Приведем здесь цитату из Ордерика Витали, точно передавшего суть распри и аргументы сторон. «Один (т. е. Боэмунд) требовал утверждения своего господства над всем городом, как и было обещано ему во время осады». Раймонд же «апеллировал к клятве верности императору, данной и Боэмундом, утверждая, что он не может быть освобожден от этой клятвы без вероломства. Боэмунд приготовил переданную ему цитадель к обороне, собрав там запасы оружия и провианта и стянув туда войска. Таким же образом граф укрепил занятый им дворец эмира Кассиана (т. е. Яги-Сиана. — С. Б.), а также захватил крепость у моста, ведущего к гавани Св. Симеона»[741]. До начала 1099 г. провансальцы графа Раймонда контролировали южный квартал Антиохии, с дворцом Яги-Сиана (очевидно, бывшей резиденцией византийских дук) и главными, укрепленными городскими воротами — Мостовыми вратами. Также провансальские крестоносцы стояли и в таких сирийских городах, как Ругия, Альбара и Тель-Манна. Однако не позднее весны 1099 г. все эти территории перешли к Боэмунду. Удержав Антиохию и отстояв свои права на покоренный город, Боэмунд приступил с созданию собственного франко-нормандского княжества на территории византийской Сирии и равнинной Киликии, продолжив тем самым нормандскую экспансию на Восток и фактически возобновив в Леванте то, что его отец успешно завершил на землях византийской Италии.
Освоение нового пространства: участники Первого крестового похода на землях Сирии и Киликии
Итак, в годы Первого крестового похода имели место словно бы две противоположные стадии латинских взаимоотношений с восточными христианами, в равной степени способствовавшие формированию франкских государств в Леванте. С одной стороны, и Ромейская держава, и восточно-христианское население Леванта оказали посильную поддержку крестоносцам, что позволило последним сравнительно малыми силами занять города и земли равнинной Киликии и северной Сирии. Но одновременно, в период борьбы за Антиохию, василевс отказался от похода в Сирию, возбудив ярость крестоносцев и дав им повод, в свою очередь, отказаться от условий константинопольского оммажа. Таким образом, сравнительно легкое завоевание, в значительной мере обеспеченное поддержкой местного населения, в сочетании с последующим отречением от обязательств перед империей, породили среди крестоносцев идею перманентного удержания покорившихся им восточных территорий «iure belli».
К исходу 1098 г. франки уже достаточно свободно ориентировались на просторах Сирии и Киликии, и, к тому же, обладали весьма ценным опытом правления сирийскими городами и поселениями. О том, насколько свободно крестоносцы могли передвигаться по территории Сирии, свидетельствует приведенный в «Истории…» Раймонда Ажилльского рассказ знаменитого провансальского провидца Петра-Варфоломея, открывшего впоследствии «Святое копье» в Антиохии. Рассказывая о повторяющихся чудесных явлениях апостола Андрея, Петр-Варфоломей упоминает о своих странствиях в период антиохийской осады; по словам провансальца, явления апостола заставали его то в Эдессе, то в Мамистре, то в гавани Св. Симеона (куда он направлялся в составе небольших отрядов, собиравших провиант) и, наконец, в самой Антиохии, где он участвовал в битве 28 июня 1098 г.[742]. Обычно этот отрывок приводится исключительно в рамках рассмотрения истории о «Святом копье»; мы же видим в этом тексте весьма ценное свидетельство того, что франки (очевидно — опираясь на поддержку восточно-христианских поселений и проводников) могли, в первые же месяцы своего пребывания в Леванте, свободно ориентироваться на просторах Сирии.