Ой, окно!
Сводчатое окно выходило во внутренний двор дворца. Слишком высоко, для прыжков на вымощенную каменными плитами землю. Но можно попробовать привязать занавес! Ипатий подбежал и растворил сводчатое окно. Отворил, и замер. Внизу во двор, бренча железом, затекали солдаты. В ночной тьме это выглядело как освященная факелами живая железная река из блестящих панцирей, разноцветных плащей, узорчатых щитов, и леса копий. Солдаты уже заполнили весь двор. Здесь были представители почти всех гвардейских отрядов. И протекторы доместики6, и эскувиторы, и евнухи-кувикулярии, и кандидаты7, и солдаты палатинской схолы8, и иные прочие из пестрой и многочисленной ромейской гвардии. Впереди - как живое ядро - шли их командиры. На острие командной группы двигался "магистр милитиум"9, так же носивший титул "Коноставл"10 - по имени Гермоген. Старый служака с лицом, иссеченным шрамами, поднявшийся из низов, и всю жизнь проведший на войне, он шел положив руку на рукоять меча, неумолимый, будто камень катящийся с горы. Один из спутников, шедших за магистром, углядел торчавшего в окне императора, и затряс Гермогена за рукав. Все остановились и задрали головы. То же сделал и сам Гермоген, машинально придерживая рукой шлем.
На мгновение все замерло. Ипатий почувствовал, что дело идет по острию бритвы. Верны ему воины внизу, или нет?
- Господин! - Закричал снизу Гермоген. - Что за смута?
Ипатий облегченно выдохнул, и почти обессилено облокотился на створ окна. Господин... Значит воины внизу еще признают его повелителем.
- Варанги! Перепились и бузят! - Сложив руки рупором закричал вниз Ипатий.
- Матерь Божья, Пресвятая Богородица!.. - Несмотря на неоспоримую храбрость, от таких новостей Гермоген невольно отступил на шаг назад. Ветераны за его спиной растеряно зашептались. Варангов побаивались.
- Ломятся ко мне в спальню! - Добавил Ипатий.
- Мы идем к вам на помощь, повелитель! - Преодолев минутную слабость, решительно вскричал отважный Гермоген.
- Нет! Ни в коем случае! - Закричал Ипатий. - Этак вы поубиваете друг-друга, на радость врагам державы! - Он секунду подумал. - Слушайте, что нужно делать! Немедленно возьмите под контроль дворцовые винные погреба. Обороняйте их до последнего человека! Ни один варанг не должен добраться до новых кувшинов с вином! Когда они протрезвеют, то сами усмиряться!
- А как же вы господин? - Вопросил Гермоген.
Ипатий бросил взгляд назад. В дверь долбили с пьяным усердием, но она стояла монолитом.
- Запоры крепки! - Прокричал Ипатий. - Ежели варанги не получат винного подкрепления, то скоро их одолеет тяжкое похмелье! - Он еще подумал. - Но на всякий случай, поставьте внизу людей, пусть растянут ткань. Ежели что, - выпрыгну к вам из окна!
- Пусть повелитель прыгнет на мой плащ! - Пылко выкрикнул внизу "комес доместиков", срывая дорогую ткань с бронированных плечей.
- Нет, - пусть прыгает на мой! - Закричал другой командир, возясь с застежкой плаща на плече.
- Болваны!!! - Рявкнул Ипатий, но тут же прикрутил гнев; ругаться на верных людей в такой момент не следовало. - Я ж еще не прыгаю. Мне что, - ноги поломать, чтоб только оказать вам честь? Пошлите гонцов к вигилам11, - пусть притащат и растянут большое пожарное полотно! И пусть войска окружат весь дворец! И пусть городской префект12 удвоит патрули в столице, дабы никто не воспользовался смутой. Ты же, верный мой Гермоген, - не медли! Защити вино от окаянных варваров!13
- Слушаюсь повелитель! - Стукнул кулаком в окованную грудь бравый Гермоген. - Я буду защищать вино, - как Гораций мост! - Седой вояка повернулся к воинам - За мной, мои храбрецы!
Гермоген и его храбрецы, бренча бранным железом, побежали выполнять смертельно опасный приказ. Впрочем, предусмотрительно оставив отряд "кандидатов" во дворе, на случай, если повелителю все же придется прыгать. Ипатий чуть повеселел.
...И все же, императору пришлось провести еще несколько тревожных часов, сидя у окна, слушая глухие стуки в дверь, и сиплый гул голосов диких славянинов. Лишь к утру удары их стали ослабевать, становится все реже, и наконец, затихли. После того, отважные гвардейцы Гермогена, ощетинившись мечами и копьями, тихонько подкрались, и повязали вповалку уснувших варангов. Теперь те сидели в самом глубоком подземелье дворца, страдали от похмелья, и стыда. Туда же в темницу Ипатий приказал засунуть и примкнувшего к варангом гвардейского сотника Федора. Славяне, - с них чего взять, они ж как большие дети... Но с ромея, посмевшего посягнуть на священную и богоданную особу своего правителя - особый спрос.
***
Глава четвертая.
Римская империя, Новый Рим, территория императорского дворца, - день, спустя сутки после мятежа варангов ...
О, сколь много должен уметь правитель державы! Он должен знать дела мира: сколь собрано налогов, почему их собрано так мало, и карманы каких чиновников стали слишком глубоки. Должен уметь быть незаменимым посредником между партиями и сословиями. Чтобы одни не перегрызли других, и чтобы все не задружились против него. Он должен слыть справедливым, но грозным. Должен знать дела войны: как вести войско в походе, и как построить его в бою. Он должен уметь хитрыми делами оборотить соседние народы друзьями себе, и врагами друг-другу. Он должен никому не доверять, но знать на кого опереться; будто путник идущий по кочкам гиблого болота, где один неверный шаг - гибель. Вот сколь много должен уметь делать правитель державы.
Но самое главное, что должен уметь правитель - делать бесстрастное лицо. Можно выпестовать людей, которые будут верны. Можно найти толковых сановников, которые помогут тебе в управлении царством. Можно натрудить умелых полководцев, которые обратят твоих врагов в прах. Но никто не сможет построить вместо тебя каменную физиономию, когда ты сидишь на троне, и принимаешь послов. Облик царя в этот момент должен быть спокоен. Взгляд - мудр и безмятежен. Перед послами, не человек. Перед послами - наместник и отражение Бога. Правитель Державы Ромеев, - величайшего царства в истории. Послы не могут его ничем удивить. Не могут ничем напугать. Послы правителя могут только заинтересовать. Могут испросить о милости. И тогда, он, - может быть - явит свою милость.
Хотя бы в виде легкой улыбки.
Говорят, в далекой островной стране, куда доплывали вездесущие ромейские мореходы, жил узкоглазый народец, который буквально помешан на бесстрастности. Воины малого народца ходили в смешных запашных пижамах, постоянно друг-другу кланялись, и делали пустые лица, - будто бы ничто в мире их не колышит. Но все это была фальшь, потому что истинным своим нравом народец сей напоминал бурных выходцев с хребтов Кавказа. Стоило одному островитянину задеть другого локтем, - и пижамные воины начинали дико пучить глаза, шипеть и мяукать, будто коты перед случкой. А потом обнажались кривые, дрянного металла сабли, и лилась из желтых тел горячая кровь...
Ясное дело, правитель Ипатий умел владеть собой куда лучше незадачливых островных варваров. Однако, сейчас даже ему, - последователю учений древних философов и стоиков, трудно было быть господином своим страстям. Потому что вчера, его - римского императора чуть не убили его собственные элитные телохранители. А сегодня Ипатию предстояло принимать послов.
...Два посольства из разных краев прибыли к ромеям. Было это уже несколько недель назад. Так уж было заведено в обычаях ромейской державы - послов мариновать. Чтоб значит знали, во-первых, как много дел у великого ромейского повелителя, и насколько незначительны их посольские делишки, перед лицом величия ромейской державы. Идея мариновать послов была замечательной, но теперь выходило, что принимать их Ипатию придется после страшной и бессонной ночи. Можно было и перенести прием. Но уже конечно ползли слухи о ночной смуте, - и перенос только подтвердил бы их. Именно поэтому Ипатий решил показаться иноземным послам, и быть бодрым и веселым, дабы те узрели, что ромейская держава крепка, устройство её вековечно, а слухам доверять никак не следует.