- Я странствующий певец, благородная госпожа. Мое имя - Томасо Нойвирт. Слава о моем музыкальном мастерстве бежит впереди меня.
- Да? - Улыбнулась баронесса. - А до нас твоя слава не добежала.
- Госпожа моя, - ты как звезда! Светишь нам с небес, и не замечаешь простых смертных. Ты меня не помнишь, а меж тем, я уже имел честь выступать пред тобой.
- Где же это было? - Удивилась баронесса.
- Два лета назад. На большом съезде певцов при дворе герцога Эвровидо.
- Верно, я была на сем сборище труверов и миннезингеров. - Баронесса прищурилась. - Но кажется... я не видела тебя, среди победителей.
- Только козни завистников не позволили мне достичь финала, госпожа. - Скромно отозвался певец. - Но я не теряю надежды, достичь сего в будущем. Однако сейчас я позволил себе возвысить голос в твоем присутствии. Я услышал, как твоя милость изволила устроить музыкальное состязание. Однако, прежде чем назначить победителя, может быть ты позволишь и мне потешить твой слух песней?
- Хм, - Баронесса наморщила носик. - Что же. Конечно. Это будет справедливо. О чем же ты хочешь спеть?
Балалаечник горделиво напыжился.
- Певцы, которые выступили до меня, исполнили неплохие песни, госпожа. - Он снисходительно окинул взглядом Велемира и Федора. - Песни их были о славных битвах и правителях. Однако же, они пели о битвах ушедших времен, и правителях далеких краев, до которых нам, добрым католикам, скажу честно, нет дела. Я же спою тебе госпожа, - и всем вам, достойные слушатели - о делах недавних, и героях современных! Спою я тебе госпожа, о таком герое, о котором ты и сама слышала, а может и увидишь воочию. И спою я о его новом подвиге, слухом о котором полнятся уже земли франков, но о котором должно быть еще не все слышали здесь, на святой земле.
- Продолжай, певец, - заинтересовалась баронесса.
Федор сообразил, что вручение ему богатого перстня откладывается, и почел за лучшее присесть, дабы не торчать глупым столбом. Патлатый же певец ловко подтянул свою балалайку со спины на грудь, возложил пальцы на струны, принял вдохновенный вид, и забренчал, распеваясь высоким козлиным голосом:
Ах, младший сын рода, - Роже де Бриуз!
Добродетелен так, что в восторге Иисус!
Раз дал в церкви обет, и в море отплыл.
Чтоб бороться с пиратами, что было сил...
Федор нахмурился.
- Кажется я уже слышал где-то это имя... - прошептал он жующему рядом Окассию. Тот лишь пожал плечами. Бродячий певец тем временем продолжал трындеть, с каждым куплетом усиливая накал.
...Моря синь беззаботна, но храбрый Роже.
Он всегда начеку, он настороже.
Вот орлиным взором с мачты конца,
Он увидел, как грабит корсар купца.
Был корабль купца из греков земли.
Воевать не умеют, убежать не смогли.
А корсар пощады не знал никогда.
Его прозвище - Черная Борода!..
Парфений тихо охнул. Окассий поперхнулся и прекратил жевать. Федор почувствовал, что у него вытянулось лицо. Он наконец вспомнил, где слыхал имя Роже де Бриуза.
- Я не понял. - Гвардеец поочередно повернулся к обоим попам, сомневаясь, не подводит ли его слух. - Что за?..
Священники не успели ответить Федору. Соседи вокруг укоризненно зашикали. Певец надрывался, не жалея инструмента.
...Греки все на коленях, и - о позор!
Главный у греков был Феодор.
Лобызает корсару носки сапог.
Унижается, только чтоб выжить смог.
Предложил корсар - (он муслимом был),
Отрекитесь от Бога что есть ваших сил.
Плюньте трижды на крест и дайте обет:
Повелитель отныне ваш - Бафомет!
И уж греки готовы предать Христа.
Ведь схизматиков вера и так не чиста.
Чтоб спастись, из них уже каждый рад.
Целовать Бафомета муслимского в зад.
- Сукин сын! - Феодор, наливаясь бешенством, начал вставать из-за лавки, - Нет, вы слышали?!.
Окассий с Парфением едва успели повиснуть у гвардейца на плечах. Вокруг опять зашикали.
- Спокойствие куманёк... - Удерживая Федора прошептал побледневший Окассий. Парфений согласно кивнул, чувствуя, что если выпустит локоть Федора, то случится страшное.
- Помни о деле, сын мой. Не будем же мы по пустякам раскрывать во всякой харчевне свое инкогнито, - зашушукал монах ухо багровому от гнева Федору.
Певец меж тем вошел в полный раж, и блестя глазами изрыгал куплет за куплетом.
Но воскликнул Роже - не могу допустить.
Чтоб христианам души свои погубить!
Повернул свой корабль, затрубил в свой рог.
Чтоб корсар его вызов услышать смог.
На пиратов как сокол Роже налетел!
Как красив, как силен он, и как он смел!
Рубит главы пиратам в один удар,
От него разбегаются млад и стар...
Услыхав о таком геройстве, мужчины в зале одобрительно крякнули. Патлатый исполнитель полностью завладел вниманием залы, и купался в пересечении взглядов, как рыба в воде.
...И в испуге пират-борода возопил
Бафомет, - я всегда тебе верен был!
Дай мне силу свою, дай свой колдовство.
Чтоб поверг я Иисуса, и воина его.
Услыхал Бафомет слугу своего.
И бесовскую силу вдохнул в него
О спасайся всякий, беги скорей: -
Пламя бьет у пирата прям из ноздрей!
Вся таверна вздохнула. Федор же почувствовал, что это у него сейчас пойдет из ноздрей и дым и пламя.
...Вот корабль Роже уже горит,
И из воинов его много кто побит.
Только щит, да вера хранит от огня.
Но видать не дожить заката дня...
Мужчины в зале сжали рукояти мечей в кулаках. Дамы охали, прикрывая рты руками. Федор прекратил барахтаться в руках святых отцов, завороженный беспредельный наглостью происходящего. Ему казалось, что он попал в какой-то дурной сон.
...И взмолился Роже, - О Иисус, так скажу:
Не за славу свою я тебя прошу,
А за славу Твою! - дай мне сил на удар.
Чтобы дьявол не восторжествовал.
И могучей рукой Бог пролил свой свет.
Огляделся Роже, - а на нем ран уж нет!
Пламя беса больше не ранит его,
Так Господь защитил слугу своего!..
Люди в зале начали размашисто креститься.
..И молитвой руку Роже укрепил,
И ударил пирата, что было сил.
Нечестивца с плеч голова долой!..
Так победу добыл молодой герой...
- Я ему щас шею сверну!.. - Горячечным шепотом взвыл Феодор. - Я ему балалайку на башку надену! Ыыыы!!!..
- Тссс! - Сидевший рядом Велемир укоризненно нахмурил брови, и повернувшись к нему прижал палец к губам. Сидевший поодаль смуглый кабальеро тоже кинул на Федора такой гневный взор, что гвардеец почувствовал, - если он сейчас не заткнется, дело дойдет до дуэли.
- Крепись, сын мой, - тихонько шепнул ему в ухо Парфений. - Бог терпел, и нам велел.
...Плачут греки, и плачет их вождь Феодор.
Ведь едва не случился измены позор.
На коленях целуют руку Роже,
Громко хвалят его, надоели уже...
А Роже - так красив и так скромен он!
Говорит: - то не я, но сам Бог вам заслон.
И во славу Божью еще не раз,
Совершу я деянья!.. Здесь кончим сказ.
Аой!
Менестрель в последний раз тронул струны своей балалайки. Мгновение стояла мертвая тишина. Потом зал таверны взорвался бешенными аплодисментами.
- Браво!
- Молодец трувор!
- Знай наших рыцарей!..
- Нортмандия рулит!
- Эпик вин!
- Славный рыцарь этот нортманн Роже, - обернувшись к Федору доверительно сообщил Велемир. - Я уже слышал песни о его подвигах. Надеюсь, когда доведется увидеть этого исполина и вживую.
Женские голоса со всех концов зала томным эхом завторили речам Велемира: - Роже... Роже де Бриуз... Славный Роже...
Люди орали, свистели, аплодировали, стучали ладонями и кружками по столам. Находчивый менестрель тут же скинул с головы шапку, и пошел мимо столов. В шапку полетели монеты. Кроме медяков изредка блистало даже и серебро. Федор почувствовал, что сейчас у него треснут сжатые зубы. Он тихонько зашипел, пытаясь выпустить пар. Но в это время певец со своей бренчавшей деньгами шапкой подскочил как раз к их столу. Велемир тут же опустил в шапку полновесный серебряник, а певец уже сувал шапку и под нос Федору.