С начала XV в. для выстрелов стали использовать «зернистый» порох, гораздо более эффективный, чем прежний порошок. Его научились производить из серы, селитры и древесного угля, смешанных до состояния пасты, которую потом высушивали в виде плиток и дробили на гранулы. Такой порох быстрее горел, был более устойчив к влажности и, самое главное, давал взрыв большей мощности, — настолько сильный, что иногда разрывал как стекло слабые от трещинок в металле орудийные стволы, губил, калечил орудийные расчеты из пушечных мастеров-литейщиков и их прислугу. Даже знаменитая гигантская «Василика», лично отлитая опытным мастером Урбаном, дважды взрывалась к великому гневу султана. Современники недаром называли эти ужасные орудия «диавольскими»: в их громовом реве, вспышках пламени, облаках зловонного дыма, страшно трясущейся земле, чудовищном шуме ядер, с невероятной силой, непреодолимой мощью и грохотом рушивших дотоле считавшиеся неуязвимыми каменные стены, им чудились духи ада, нечто инфернальное. По словам очевидцев, земля колебалась на две мили вокруг, так что даже в крепких корпусах галер в Золотом Роге отдавалась сила разрывов, а гром пушек, извергающих огонь, слышали за пять мил за Босфором. Женщины падали в обморок. Испуганным жителям, забившимся в церкви, казалось, что наступил Апокалипсис, конец света, гремят трубы последнего, Страшного суда и грядет воздаяние за грехи христиан. Со взрывами и черным дымом, в облаках пыли, щебня приближался конец. Антихрист в обличье Мехмеда стоял у ворот.
Количество артиллерии постоянно нарастало. Теперь ее не только ремонтировали, но и производили в самом осадном лагере османов, откуда поднимался дым и чад угольных ям, плавилен и разносился несмолкаемый гром молотов. Мехмед сгруппировал пушки в четырнадцать или пятнадцать батарей и разместил их вдоль стен в ключевых пунктах, которые считал наиболее уязвимыми: две — против Золотых ворот, три — против Пигийских ворот, четыре — против ворот Св. Романа, две — против Харисийских ворот, три — против Влахерн.
Уже к 12 апреля турки имели неслыханный по тем временам артиллерийский парк, который начал первую в истории массированную бомбардировку, а затем продолжал вести круглосуточный обстрел осажденной столицы ромеев из шестидесяти девяти орудий разного калибра. Каждой крупной пушке, стрелявшей каменными ядрами, по словам очевидца, достигавшими в высоту колена или пояса, оказывала поддержку батарея малых, и османы любовно называли их всех «медведицей с детенышами». За сорок семь дней этой нескончаемой канонады было произведено около шести тысяч залпов, — примерно по 120 в день, и затрачено больше двадцати пяти тонн пороха. Вместо хаотичных выстрелов с плохой наводкой и недолетами, набравшиеся опыта турецкие артиллеристы с начала мая стали использовать систему прицельных ударов по стенам, как бы рисуя на них треугольник острием вниз, а затем выстрелом большого орудия в его центр обрушивать целые секции укреплений, превращать в пыль отдельные участки самых толстых, прочных стен, башен, парапетов. Примечательно, что подобные советы по улучшению качества стрельбы османам услужливо предложили послы «рыцарственного» венгерского короля. Результат не заставил себя ждать: на наиболее угрожаемом участке так называемого Месотихиона — «Средостення» из двадцати трех башен устояли лишь одиннадцать, а многие куртины передовой стены превратились в груды камней и плинфы.
Медленно, упорно, неотвратимо турецкие пушки прогрызали и перемалывали древние стены Феодосия. Ущерб оказывался невосполнимым, несмотря на трудоемкие, отчаянные ночные попытки защитников очистить заваливаемый ров и закрыть проломы наскоро сооружаемыми насыпями из земли, обломков камней и плинфы, укрепить их бревнами, кольями, хворостом, даже кусками кож, шкур, полотном. Эти импровизированные баррикады, предложенные опытным Джустиниани, амортизировали удары ядер лучше, чем стены, но их надо было постоянно, на пределе сил возобновлять.