В ряде отношений византийская культура и византийская система мира были парадоксальными. Это было единственное в средневековой Европе аграрное государство с необычайно развитой городской жизнью, безусловной, полной собственностью на землю и разветвленной, очень живучей, всеохватной, очень эффективной налоговой системой. Государство, в котором императорами долгое время становились не по монархическому праву наследства, а с помощью игры случая, интриг, предательств, жестокости. Государство, в котором было вполне возможно подняться из общественных низов до высот знатности и могущества. Государство, в котором Церковь обладала огромной властью, равной власти императора, но не мешала императорам ромеев, избегая личного обожествления, являть видимость всемогущества и при этом самой никогда не претендовать на власть, отделять себя от общества. Государство с очень своеобразной, разумной и сложно организованной властью, как мы увидим, с трудом поддающейся представлению. Оно имело единственную и неизменную столицу, которая определяла действие чиновников по всей стране и направляла общее развитие по всем направлениям. Государство, культура которого сочетала в себе почитание идеи миролюбия с высоким уважением к армии. Государство, в котором постоянно культивировался дух традиций прошлого.
Ромейское царство обладало сложной и в тоже время достаточно гибкой социальной структурой, в ней были рабы, но не было рабовладельческого строя, были знатные аристократические фамилии, имевшие с XI в. огромное влияние, но так никогда и не ставшие по настоящему феодалами по праву крови, а переплетавшиеся с представителями государственной администрации. В этом государстве царил диктат права, причем частное право четко отделялось от публичного и не доминировало, как на средневековом Западе. Более того, в отличие от стран западной Европы, где каждый аристократ был сам себе судья, в Византии сохранялось государственное судопроизводство и теоретически любой крестьянин мог подать в суд даже на богатого землевладельца. Здесь проводилась достойная социальная политика в отношении необеспеченных слове населения, существовали дома престарелых, приюты для сирот и детей малоимущих, больницы и даже родильные дома и ясли, необычные для прочих стран. Будучи государством, официально признавшим только ортодоксальное христианство, Византия тем не менее, соблюдала религиозную толерантность и редко пускалась в массовое преследование инакомыслящих, ограничиваясь, как правило, жаркими богословскими спорами, а не инквизиционными кострами.
Как верно заметил византинист Дэвид Тальбот Райс, «нет на свете страны, история которой являла бы нам столь же поразительное смешение доблести и предательства, таланта и бездарности, умения и беспомощности, набожности и соглашательства… Нет в мире другого государства, чья история являла бы собой такое единство противоположностей, нет другой культуры, которая представляла бы собой такой сплав материального и духовного». Эта была неповторимая древняя христианская Империя — и этим все сказано. Она удивительным образом отразила преемственность и изменчивость в своем развитии, то что историки называют мудреными словами континуит и дисконтинуитет. Первое проявлялось в сохранении централизованной бюрократии, управленческого аппарата, упорядоченной налоговой системы, кодифицированных норм римского права, функций города, внешних черт быта, второе — в переменах типов собственности, социальной структуры, системы ценностей мировоззрения, то есть в глубинных, медленно складывавшихся преобразованиях.
Прямая наследница греко-римского мира и эллинистического Востока, Византийская империя стала центром блестящей и весьма своеобразной культуры. Впитав в себя культурные традиции Запада и Востока, ромеи создали яркую и оригинальную цивилизацию с мощным и продуктивным зарядом, которую можно по разному оценивать, но которой нельзя не восхищаться. Этот заряд позволил стране просуществовать как глобальному политическому фактору более тысячи лет, причем в таких сложнейших внешних условиях, в каких не смогло бы просуществовать ни одно государство, ныне претендующее на роль сверхдержавы. Внутренние недостатки византийской модели развития, с одной стороны, мешали, но так и не смогли помешать ей удерживать заметное место в мировой политике, с другой стороны, они, как ни парадоксально, стали фактором, до поры укреплявшим ее государственность.