Я не участвовал в этих хлопотах, которые, как я потом узнал, оказались довольно трудными. Знаю только, что на следующее утро в пять часов меня усадили за стол возле прилавка, где продавалась с торгов рыба, и я должен был переписывать небольшие счета. Дело было не сложное, я писал быстро и разборчиво. Когда тетушка Берсо забежала узнать, справляюсь ли я с работой, ей меня похвалили и сказали, что я буду получать тридцать су в день. Плата была невысокая, но тетушка Берсо разрешила мне ночевать в ее лавке, а на еду мне этих денег хватало с избытком.
Дьелетту положили в больницу в понедельник. Я с большим нетерпением ждал четверга и в этот день, окончив свою работу, тотчас отправился на улицу Севр. На рынке мне надавали множество апельсинов, которыми я набил себе карманы. Я очень беспокоился о Дьелетте и потому пришел рано, задолго до начала приема. Что с ней? Жива ли она? А вдруг умерла?
Когда мне указали, где ее палата, я бросился бежать туда со всех ног. Больничный служитель остановил меня и строго сказал, что, если я буду так шуметь, меня немедленно выведут вон. Тогда я пошел на цыпочках.
Дьелетта не только была жива, но уже начала поправляться. Никогда не забуду я выражения ее глаз, когда она меня увидела!
— Я так и знала, что ты сегодня непременно придешь, если только не замерз на улице, — сказала она.
Дьелетта попросила рассказать, как я жил после того, как мы с ней расстались. И, выслушав историю моего ночлега в каменоломне, сказала:
— Хорошо, очень хорошо, дорогой мой брат!
Раньше она никогда не называла меня братом.
— Поцелуй меня, — попросила она, подставив мне щеку.
А когда Дьелетта узнала о том, что сделала для меня тетушка Берсо, она воскликнула со слезами на глазах:
— Какая чудесная женщина!
Потом она стала отвечать на мои вопросы. Сперва ей было очень худо. Она лежала без сознания, у нее был сильный жар и бред. Но за ней прекрасно ухаживали. Одна из сестер была с ней особенно ласкова и добра.
— Все-таки мне хочется поскорее выбраться отсюда, — сказала Дьелетта шепотом. — Здесь так страшно! Прошлой ночью рядом со мной умерла девочка. Когда ее положили в большой ящик, мне сделалось дурно.
Дьелетта напрасно надеялась, что сможет скоро выйти из больницы. Болезнь ее была очень серьезна, и выздоровление тянулось медленно. Она пролежала в постели больше двух месяцев.
Впрочем, все сложилось для нас очень удачно. За это время Дьелетту полюбили все, кто за ней ухаживал, — сестра, главный врач и его помощники. Так она была со всеми мила и приветлива. Все знали теперь нашу историю — по крайней мере, то, что мы считали возможным рассказать, — и относились к нам с искренним сочувствием. Когда по воскресеньям и четвергам я приходил на прием, меня встречали как старого друга.
Наконец настал день выхода Дьелетты из больницы. Врач и сестра сказали, что они позаботятся о том, чтобы нам не пришлось возвращаться в Пор-Дье пешком. Они нашли агента, привозящего из деревень кормилиц, и поручили ему доставить нас в Вир. В Вире агент должен был посадить нас в дилижанс, отправляющийся в Пор-Дье, и уплатить за наш проезд. Устроили складчину по палатам и собрали нам на дорогу двадцать пять франков. Этого было больше чем достаточно. Во время болезни Дьелетты я очень беспокоился о нашем дальнейшем путешествии и, не зная, как все обернется, ежедневно откладывал по несколько су; так я накопил еще двадцать два франка.
Какая огромная разница между нашим приходом в Париж два месяца назад и теперешним отъездом! Добрая тетушка Берсо проводила нас до повозки и дала на дорогу много всякой всячины.
Правда, повозка оказалась весьма неудобным экипажем: две длинные деревянные скамьи да немного соломы под ногами — вот и все. Но для нас и это было роскошью.
Стоял конец января, однако погода была не холодная. Путешествие нам очень понравилось. Мы не были избалованы и скоро подружились с кормилицами, возвращающимися в деревню с малышами, взятыми на воспитание. Когда младенцы начинали слишком громко кричать или когда их пеленали, мы вылезали из повозки и шли пешком.
В Вире агент пересадил нас в дилижанс, на котором мы доехали почти до самого места. Теперь до нашего поселка оставалось меньше одного лье. Было воскресенье, прошло ровно семь месяцев с тех пор, как я ушел из дома.