Андрэ де Клерси часто предавался подобного рода раздумиям. Они делали его правильно очерченное и серьезное лицо каким-то замкнутым и далеким. Товарищи весьма ценили Андрэ де Клерси за изящество его манер, за его прямоту в отношениях к людям, за его служебную точность и потому охотно прощали ему его слегка высокомерную сдержанность, его недоступный вид.
— Ну-с, дорогой Клерси, вы идете? Уже пять часов.
Андрэ де Клерси слегка вздрогнул и поднял голову. Его коллега, месье Франсуа Жорэ, с моноклем на глазу, смотрел на него улыбаясь. Жорэ всегда являлся в министерство последним и уходил первым. Он продолжал:
— Ну да, идемте. Говорят, «Тысяча чертей» готовит манифестацию на площади Согласия, при проезде Тимолоорского султана. Это будет забавно. Пойдемте посмотрим, если у вас нет ничего лучшего на примете.
«Тысяча чертей» представляла собой союз молодых людей, которые, под предлогом реакционности, пользовались всяким случаем, чтобы пошуметь на улице, поразбивать фонари, потолкать прохожих и закончить день или ночь в участке. Заклятые враги республики и демократического строя, они замышляли дать Франции короля на свой манер и почитали законным претендентом некое лицо в стиле Наундорфа, именовавшее себя герцогом Пинерольским, в память Железной Маски, от которого оно производило себя по прямой линии, оказываясь таким образом в родстве с Людовиком XIV, ибо знаменитый узник и король были якобы братьями-близнецами. Герцог Пинерольский насчитывал много приверженцев, особенно среди молодежи, приверженцев полувздорных, полуискренних, объединившихся под именем «Тысяча чертей» во имя торжества грядущей реставрации и своей шумной пропагандой развлекавших публику, не особенно, впрочем, беспокоя правительство. «Тысяча чертей» организовывала митинги, устраивала лекции, вывешивала плакаты, иной раз подымала суматоху и издавала газету, не щадившую никого. Франсуа Жорэ был снисходительным и насмешливым читателем этого листка, который своей наивной резкостью его забавлял, хоть и не убеждал. Пока Андрэ де Клерси вставал и закрывал только что законченное дело, он продолжал рассказывать:
— Да, говорят, что «черти» собираются похитить танцовщиц султана и окрестить их в бассейнах на площади. Затея интересная, но только это не так просто сделать. Наверно, будет потасовка. Пойдемте посмотреть. Я ужасно люблю, когда людей хватают за шиворот и задают им тумака. Это одно из развлечений современной жизни. И потом это дает почувствовать, что еще имеется «сильная власть», а ничего приятнее этого не может быть.
Когда они спускались по лестнице министерства, Франсуа Жорэ обернулся к Андрэ де Клерси.
— Кстати, Клерси, я надеюсь, что вашего юного брата нет среди манифестантов: я слышал, что он заигрывает с «Тысячью чертей» и довольно близок с их вождем, Фердинаном де Ла Мотт-Гарэ, полоумным типом, которого я несколько раз встречал. Нет? Ну, тем лучше! Вам было бы все-таки неприятно, если бы он попался в этой переделке…
Они перешли мост Согласия. На подступах к нему разместилось несколько взводов полиции, но любопытные теснились на другом конце площади. Собралась довольно густая толпа, чтобы посмотреть, как Тимолоорский султан выедет из отеля Крильон, отправляясь на Лионский вокзал. Среди зевак можно было заметить, там и сям, несколько «чертей», легко отличимых по своим фетровым шляпам a la Henri IV. Андрэ де Клерси и Франсуа Жорэ стали у одного из фонтанов, бассейны которых должны были служить купелями для султанских танцовщиц. Не успели они постоять несколько минут, как Жорэ, смеясь, толкнул Андрэ де Клерси под руку:
— Посмотрите-ка, дорогой мой! Вот это здорово! Остановили воду.
Андрэ де Клерси взглянул. Верхняя чаша переставала изливаться и капала. Большие рыбы, которые держали под жабры бронзовые тритоны и сирены, разевали рты, а изрыгаемая ими струя отхлынула им в глотку. В этот миг раздались громкие клики. Султан садился в ландо[11]. Экипаж, эскортируемый муниципальной стражей, покатил. Других за ним не следовало. Во избежание ожидавшейся манифестации, свита султана, включая танцовщиц, была препровождена на вокзал заблаговременно. Парижанам не пришлось увидеть, в последний раз, маленьких золотых идолов, которых они любили приветствовать. Один лишь Тимолоорский султан, в своей большой муслиновой и шелковой чалме, исчезал по направлению к улице Риволи.
Между тем разочарованная толпа волновалась и не расходилась. Обсуждали уловку префекта полиции. Вдруг «Тысяча чертей», собравшаяся на одном из тротуаров площади, запела свой гимн. Это послужило сигналом к свалке. Поднялись протесты. «Черти» отвечали дружным свистом. Ринулась туча полиции. Андрэ де Клерси увидел поднятые трости. Свист усилился, мешаясь с криками. На этот раз полиция атаковала не на шутку. Сшибка была жестокая. Вскоре «Тысяча чертей» кинулась врассыпную. Некоторые пробежали мимо Андрэ де Клерси и Франсуа Жорэ. Один из них остановился и окунул в бассейн фонтана платок, чтобы смочить подбитый глаз. Франсуа Жорэ подарил его сочувственным взглядом и указал на него Андрэ де Клерси.