Кучер Жозеф крепко спал на козлах, поджидая господ. Пришлось его будить. Виктория покатила, увлекаемая рысцой старой лошади. Булонский лес был почти безлюден. Когда коляска выехала к озеру, от деревьев повеяло мягкой ночной прохладой. Вода мерцала меж стволов. Все трое молчали. Месье Клаврэ вспоминал маленьких золотых танцовщиц. Они казались ему уменьшенными, крохотными, словно они уже достигли своего далекого острова. Андрэ де Клерси о чем-то думал, а Пьер тихо повторял: «Ромэна Мирмо, Ромэна Мирмо».
И это имя отдавалось в его уме с какой-то особой, таинственной звучностью…
II
Месье Антуан Клаврэ жил в Париже, на улице Тур-де-Дам, в доме, где он родился и где ему, по всей вероятности, суждено было умереть, подобно тому как в нем умерли его родители, месье Жюль Клаврэ, его отец, директор департамента в министерстве культов, и Эрнестина Клаврэ, его мать, рожденная Тюилье. И Тюилье, и Клаврэ были старые парижские фамилии, принадлежавшие к крупной служилой и торговой буржуазии. Таким образом, ничто, казалось бы, не предрасполагало молодого Клаврэ к тому, что стало для него основным влечением в жизни.
Действительно, Антуан Клаврэ с детских лет питал страсть к путешествиям. Откуда взялась у него эта страсть? Он сам этого не знал, но чуть ли не с той самой поры, докуда простирались его воспоминания, он помнил себя читающим книги об экспедициях, рассказы о приключениях и открытиях, перелистывающим атласы, карты. У него все еще хранилась большая карта полушарий, которую ему подарил отец, когда ему было лет девять или десять, и вожделенное обладание которой было одним из самых сильных наслаждений его жизни. Наряду с картой он также бережно хранил растрепанный, затасканный, испачканный — столько раз он читался и перечитывался — экземпляр «Робинзона Крузо». Эта карта полушарий и этот «Робинзон» были, по его словам, единственными предметами, которые ему хотелось бы взять с собой в могилу, когда придет время окончательно вернуться в ту самую землю, по которой он столько постранствовал в своем воображении!
Ибо воображаемые путешествия месье Антуана Клаврэ начались рано. Первые воспоминания о них были для него связаны с той комнатой родного дома, где по вечерам, лежа в кроватке, он мысленно предавался своим кочевым инстинктам. Из нее-то он и отправлялся тысячу раз в свои скитальческие мечтания; оттуда-то он и предпринимал свои великие экспедиции, уводившие его в самые отдаленные края, в самые неведомые страны, чьи имена поразили его на страницах книг и где он молодечески совершал чудеса храбрости, стойкости и героизма.
Но эта комната была не единственным поприщем ранних подвигов месье Антуана Клаврэ. Крохотный садик на улице Тур-де-Дам также притязал на свою долю славы. Там юный Клаврэ проделал некоторые из лучших своих походов. Маленькая лужайка, круглый бассейн, увитая плющом беседка тоже были свидетелями многих смелых предприятий. Возле этого бассейна Антуан Клаврэ пережил бури и кораблекрушения, изведал мертвые штили, когда пьют затхлую воду галионов, питаясь черствыми сухарями. На этой лужайке он охотился за хищными зверями. Под сенью этой беседки он жил копченым мясом, сторожил с мушкетом в руке и с топором за поясом. На песке дорожек он высматривал следы дикарей. Сколько раз, изнемогая от усталости, садился он на железную скамью у стены, и его глазам рисовались цвета, формы, виды и горизонты, которыми его память была полна и чье правдоподобие, увы, ему не дано было проверить, хоть они и преследовали его всегда!
Все эти детские мечты, все эти фантазии Антуан Клаврэ унес с собой на скамью лицея, куда отец послал его заканчивать образование. Хоть и жалея о своих оживленных досугах, о своих книгах, атласах и карте полушарий, Антуан Клаврэ покорно подчинился тому, что от него требовали. Он принялся за работу с добросовестной умеренностью. Если не считать географии, по которой он всегда был первым, это был ученик послушный и терпеливый, хоть и немного рассеянный. Уроки интересовали его только наполовину, и, выполнив требуемое расписанием, он возвращался к своим дорогим мечтам и далеким химерам. Видение обширного мира, разнообразие стран, небес, климатов, фауны и флоры увлекали этого юного парижанина, только и выезжавшего за пределы родного города что на каникулы, причем в этих случаях его родители, выбирая место пребывания, меньше всего руководствовались соображениями живописности. Впрочем, к самому этому выбору Антуан относился довольно безучастно. Его любопытство приняло своеобразное направление. Он в гораздо большей степени был занят нравами фуэгийцев и обычаями готтентотов, нежели тем, что происходило вокруг него.