Отец. Но прилив начался!
Люсьен. Прилив начался.
Отец. Она, что, не понимает, что там её унесёт и закрутит.
Люсьен. Она знает бухту лучше тебя.
Отец. Ого, Жаннетта! Ого, Жаннетта! Бог мой!
Люсьен (спокойно). Она бежит. Она на ветру не слышит. И потом, даже если бы она и слышала, она бы всё равно не ответила. Она пропала, папа… пропала, сестричка.
Отец. Что ты несёшь? Ты думаешь…
Люсьен. Уверен.
Отец (бегом на месте). Чёрт побери! Нужно что-нибудь сделать! Нужно обязательно что-нибудь сделать! Идём! Бери верёвки. Попросим помощи в замке.
Люсьен (останавливаясь). Нет.
Отец. Как это нет?
Люсьен. Говорю тебе, что ничего делать не надо. Оставь её! Во- первых, слишком поздно, и потом, ты этим сослужишь ей службу.
Отец (высвобождаясь). Ты — чудовище! Я побегу через рощу!
Люсьен. Давай. Для тебя это будет зарядкой, всё не так ужасно, как отсюда смотреть.
Отец выскакивает и тут же возвращается обратно.
Отец. Ура! Ура! Фредерик! Он увидел её с дороги, из машины выскочил! Давай! Вот мужчина! По мостику выскочил на песок. Он чешет через лагуну… ему воды уже по колено, он не пройдёт.
Люсьен (спокойно). Пройдёт.
Отец. Прошёл! Прошёл! Удачи! Давай! Давай! Давай! Браво, молодой человек! Какой спортсмен! Ну же! Вперёд!
Люсьен (обращаясь к отцу). Заткнись! Думаешь, ты на футболе?
Отец. Как это, на футболе?
Люсьен. Ты слишком безобразен, когда кричишь. Говорю тебе, замолчи.
Отец (смущённо). Но я — твой Отец.
Люсьен (взяв его за грудки, как будто собираясь побить, трясет). Знаю! Знаю! Только ты слишком глуп и безобразен, бывают минуты, когда я терпеть тебя не могу. Теперь одна из таких минут. Так что заткнись! Ты хорошо слышишь меня, заткнись, или я тебя оглушу!
Отец (видя Фредерика, освобождается от Люсьена). Он подбежал к ней! Он с ней! Отпусти меня! Если они побегут к семафору, то выберутся. Пролив делает изгиб, и там остаётся кусочек песка. Жаннетта это знает, она точно знает! Это их последний шанс… Пусть только бегут, чёрт возьми! Пусть быстро бегут! Почему они не шевелятся, что они вытворяют?
Люсьен. Разве не видишь… они разговаривают.
Отец. Но это сумасшествие! Они сумасшедшие, что один — что другой. Кто-нибудь побежит сказать им об этом? Я слишком стар! Сейчас не время разговаривать, чёрт побери! (Кричит, нелепый, приставив ладони ко рту.) Не говорите больше! Не говорите!
Люсьен (спокойно). Заткнись или я тебя задушу! Дай им поговорить. Дай им поговорить, пока у них есть такая возможность. Им много есть что друг другу сказать.
Во время паузы, они, задыхаясь и вцепившись друг в друга, смотрят.
Люсьен. А теперь ты видишь, что они делают, старый оптимист, скажи, ты видишь? Они целуются. Они целуются с морем, которое бежит им в спину. Ты ничего в этом не понимаешь, не так ли, старый Дон Жуан, неудачник, дряхлый рогоносец, рухлядь ты старая!
Люсьен ужасно трясёт отца.
Отец (воет, стараясь освободиться). Но прилив! Прилив, чёрт возьми! (Кричит, нелепый, бессильный.) Осторожно, прилив!
Люсьен. Им наплевать на прилив и на твои крики, на Улию, Мать, которые на них смотрят с дороги, на всех нас! Они в объятиях друг друга, и в их распоряжении осталось не больше минуты.
Отец (высвобождаясь, выскакивает из дома, крича). Не скажут, что я бездействовал! Я побегу к ним по таможенной тропе!
Люсьен. Вот именно, не замочи только ноги. (Не двигаясь, глядя на море.) Любовь, горькая любовь… ты счастлива? Дорогое сердце, дорогое тело, дорогая романтика… разве нечего больше сделать, нет книги для чтения, дома, чтобы его построить? Разве не сладостно это — лучи солнца, которые ласкают кожу, прохладное вино в стакане, вода ручья, тень в полдень, огонь зимой, снег и даже дождь, ветер, деревья и облака, животные, все невинные твари, и дети, прежде чем ни станут они некрасивы? Горькая любовь, скажи, не сладостно ли и всё остальное?
Люсьен отворачивается, как будто не желая видеть происходящего. Он подходит к столу, наливает себе стакан вина и говорит в потолок.