Элиз Тайтл
Ромео
Пролог
Предвкушение до боли осязаемо. Оно жжет кожу. Гулкими ударами отдается в голове. Пробегает колючей дрожью по телу, от кончиков пальцев поднимаясь к бедрам, грудям, языку, векам. Расплывается по всей спальне, окрашивая в холодные тона ее лилово-кремовый декор.
Постепенно мучительные ощущения безжалостно перемалываются в месиво, из которого уже не выкарабкаться. И этот хаос приходит в движение. А возможно ли спасение? Нет. Не будь этой сумятицы, она бы почувствовала себя расчлененной. И это стало бы преддверием ада.
Единственная проблема — чувство вины. Оно подкрадывается незаметно, гложет душу и тело, оставляя гноящиеся раны. Естественно, тщательно маскируясь. Оно умеет обманывать. На фоне ощущения собственной вины хаос меркнет, отступает за ранее очерченные рамки. Очерченные ею самой.
Медленно, напевая мелодию давно забытого детства — колыбельную, — она бороздит свои маленькие груди кроваво-красными ногтями. Боль возбуждает чувственность, притупляя работу мозга. Только боль способна остановить кризис ее надломленной психики. Но кто может похвастаться психикой здоровой?
Ее глянцевые гладкие ногти скользят по мягкой живой ткани, подбираясь к соскам. Оставляют за собой воспаленные красные полосы на перламутровой коже. Соски грудей напряжены, зудят от сладостного предвкушения. Она сдавливает их большими и указательными пальцами обеих рук и слегка массирует. Судорожно глотает воздух и неожиданно вздрагивает от боли, которая сотрясает легкие. Нет, в тридцать шесть инфаркт маловероятен. Она в отличной форме, работает, играет в сквош и теннис, придерживается низкокалорийной диеты. В прошлом месяце прошла ежегодное медицинское обследование, которое подтвердило диагноз «здорова». В чем же тогда причина? Пожалуй, она знает.
Приступ стыдливости. Он подобен буре. Она ненавидит это чувство. Будь начеку, Мелани. Ты ведь хочешь пройтись по опасной грани. Даже рискуя оступиться.
Правый сосок — который она так сильно сдавила — начинает пульсировать. Она фокусирует мысль на этой боли, отдается в ее власть. Боль на мгновение подавляет все другие чувства.
Кожа покрывается капельками пота. Из открытого окна веет осенней прохладой. Вместе с ней в комнату вползают звуки улицы, изгоняемые ночным туманом, который медленно окутывает Сан-Франциско. В небе, расцвеченном зловещими всполохами, зависает сиротливый полумесяц.
Уверенный стук в дверь. Она цепенеет. Судорогой сводит тело. Перехватывает дыхание. Но она мгновенно берет себя в руки. Подходит к большому зеркалу. Холодным, беспристрастным взглядом окидывает себя с ног до головы. Наряд она подбирала с особой тщательностью. Розовая шелковая рубашка мужского покроя. Черные шелковые широкие брюки в мягкую складку. Черные шлепанцы на голых ступнях. Несколько экстравагантно, но не без утонченности. Смело. Она расчесывает густые, прямые каштановые волосы, и они тяжелой волной падают на плечи. Оценивающий взгляд в зеркало. Да. Она готова.
Ироничная улыбка появляется на губах, и в тот же момент накатывает внезапный приступ головокружения. Впрочем, дурнота быстро отступает. Она заставляет ее отступить. Силы воли ей не занимать. Даже беспокоиться нечего. Она улыбается. Хаос, завладевший ею, приобретает форму и субстанцию. И потому уже поддается контролю.
Она проходит в гостиную, окидывает ее строгим, критическим взглядом женщины, привыкшей все подвергать взвешенной оценке. Как и все остальные комнаты ее викторианского особняка на Пасифик Хайтс, эта отмечена высоким стилем и подчеркнутой элегантностью. Нет и намека на беспорядок. Оштукатуренные стены бледно-персикового цвета. Окна прикрыты ставнями из тикового дерева. Марокканский ковер в приглушенных тонах — бронзовый, темная умбра, серый — на дубовом полу. Два уютных диванчика — мечта влюбленных, — обтянутые нежным шелком цвета карамели, смотрят друг на друга. Кофейный столик из сосны, на нем ваза с хризантемами, два хрустальных бокала. Огромное окно с видом на залив — идеальное место для комнатных растений, но их здесь нет. Она не любительница зелени в доме — ей ненавистна мысль о том, что живые существа будут медленно гибнуть на ее глазах.
Какие чувства рождает неудача? Горе или отчаяние? Она не знает ответа. Очень часто горе и отчаяние прорастают друг в друге.
В дверь больше не стучат, но она знает, что он будет стоять на пороге в терпеливом ожидании. Понимая, что она растягивает удовольствие предвкушения. Впрочем, как и он. Она в этом уверена. Уже одна мысль об этом приводит ее в чрезвычайное волнение.