— Даже не знаю, зачем я пришла.
Фельдман кивнул головой.
— Мне всегда удавалось держать разум в узде, но сейчас он отказывается подчиняться. Я знаю, ты считаешь, что это лучше, когда эмоции хлещут через край, но мне от этого не легче. Я разрываюсь на части. — Она хрипло рассмеялась. — Как символично.
Сара заметила, как поморщился Фельдман, но взгляд его был по-прежнему исполнен участия.
— Итак, ты чувствуешь, что тебя гложет душевная боль. Она разъедает тебя изнутри. А Ромео готовит нападение извне. Каждая сила по-своему деструктивна. И каждой ты должна противостоять. Укротить, если хочешь чувствовать себя в безопасности.
Она поколебалась.
— Есть вещи, о которых я не готова говорить. Но я точно знаю, что со временем придется. Если, конечно, это время наступит.
— Ты боишься, что время уходит.
— Ромео завладел моим рассудком и теперь… — Голос ее дрогнул, когда она добавила: — Я думаю, что он уже подбирается к моему телу. Он сказал, что я хранила себя для него и что только он может разжечь во мне настоящую страсть. Это правда.
— Что правда?
Ей с большим трудом удалось выдавить из себя признание.
— Правда то, что я полюбила человека, который, возможно, замышляет убить меня.
— Джон Аллегро?
— Видишь, ты тоже так думаешь.
Он покачал головой.
— Я знаю только, что он питает к тебе какие-то чувства. Мне это бросилось в глаза во время нашей вчерашней встречи. И сегодня, когда он позвонил мне…
В глазах Сары закипели слезы.
— Я поделилась с Джоном своими тайнами. Но, если он Ромео, значит, давно уже знает обо мне гораздо больше, чем я сама о себе знаю даже сейчас.
— Что он знает?
Она взмахнула руками.
— Что я такая же, как Мелани. Как и все остальные. Что где-то очень глубоко во мне живет желание быть униженной, растоптанной, изуродованной. Потому что я все равно люблю его. Даже зная, что он мой мучитель, мой убийца. Я не могу отделаться от жуткого ощущения собственной беспомощности: мне все кажется, что судьба моя давно предрешена. И Ромео лучше меня знает, что избежать ее приговора не удастся. Рано или поздно за грехи приходится расплачиваться.
— Расскажи мне о той, другой Саре.
Она недоуменно посмотрела на него.
— Какой еще другой Саре?
— О той, которая влюбилась.
— В убийцу. В сумасшедшего.
— Постой. Давай пока отвлечемся от этого предположения. Пока ведь это только предположение?
— Да. Даже сейчас мы… то есть они… проверяют другого подозреваемого. Моего соседа. — В голосе ее вновь прозвучала надежда.
Фельдман сцепил пальцы, лицо его оставалось безучастно спокойным.
— Итак, расскажи мне, каково это — любить.
— Я не думала, что способна на это чувство. Не думала, что смогу полюбить мужчину. О, я люблю своего друга Берни. Но я имею в виду другое… — Она никак не могла решиться произнести вслух то, о чем думала.
— Секс?
Она почувствовала, как вспыхнули ее щеки.
— Да.
Румянец быстро сошел с ее лица.
— Но я умудрилась и это испортить. Вечно я все порчу.
— В данной ситуации ты, возможно, поступила мудро, Сара. Если ты считаешь, что Джон Аллегро и есть Ромео.
— Ты думаешь, именно поэтому я полюбила его?
— А ты сама как думаешь?
— Я так и знала, что ты переадресуешь этот вопрос мне, Фельдман.
— Важно только то, что думаешь ты, Сара.
— Я все еще тешу себя надеждой, что это окажется Викки — трансвестит, живущий в соседней квартире. Хотя и эта версия кажется мне чудовищной. Но уж лучше Викки, чем Джон. Кто угодно, только не Джон.
— Вот ты и ответила на свой вопрос.
— Какой именно? Я задала их массу.
Фельдман, как обычно, держал паузу. Предоставляя ей возможность самой принять решение.
Ей не понадобилось много времени.
— Как бы то ни было, я люблю Джона Аллегро, пусть даже он и убийца.
Фельдман еле заметно улыбнулся. Словно благословляя ее выбор.
О, Сара. Я до сих пор слышу ваши голоса, доносящиеся из коридора. Слышу твой смущенный шепот, прерываемый слезами. Его гневные крики вперемешку с ложью. Я всхлипываю под одеялом, простыни еще хранят тепло его тела, его сперма еще не остыла во мне. Я ненавижу его. И люблю. Сара, Сара… Прости меня, Сара.
24
— Может, вы все-таки передумаете, Сара? — спросил Вагнер, когда они отъехали от здания Института, в котором располагался офис Фельдмана, и направились в сторону Мишн-дистрикт. Дождь прекратился. Сквозь туман робко проглядывало солнце.