Шлём с Исети мы привет
Дорогому Ромке.
Шлём привет его друзьям:
Артосу и Фомке.
Здравствуй, Ромка, смелый пёс,
Умный пёс, толковый.
С нетерпеньем встречи ждём
В твоей книжке новой.
Что-то друг тебя подвёл,
Чернобурый Мишка,
Не торопится с тобой
Увидаться в книжке.
Очень Света ждёт тебя,
Санька, мама, папа...
На прощанье жмём твои
Все четыре лапы.
РОМКА И МЕДВЕДЬ
Откуда взялся медведь
На окошке дремлет пёс. Солнце лижет чёрный нос. Чёрный, бархатный, блестящий. Будто бы ненастоящий.
Пёс вздохнул спросонья громко. Да ведь это... это ж Ромка!
Отчего же он вздыхает? Не поёт? И не играет?
В самом деле, отчего?
За окном — лето...
Зелёные березы. Зелёная трава, Зелёные кузнечики скачут по дворам. Зелёные лягушки до утра кричат. Зелёные макушки из воды торчат.
Поют, летают птицы: скворцы, стрижи, синицы.
Поют, играют дети: Серёжи, Маши, Пети.
Им солнце улыбается с небесной высоты. В его лучах купаются и травы, и цветы.
Всем хорошо.
Всем весело.
И только Ромка грустит.
Потому что остался один.
У Фомки заболел зуб, его покалили врачу и увезли на дачу.
Артос куда-то уехал с хозяином.
Степан Иванович целые дни на работе.
А Ромка...
Вот на лапы он привстал. Распушил бородку. На пол скок и зашагал твёрдою походкой.
Шагал пошагивал, а сам приговаривал:
— Ну уж. Нет уж. Это уж совсем уж никуда не годится!
Надо что то придумать.
И придумал...
Подошёл Ромка к стульчику, на котором Степан Иванович сидел, когда обувался.
Стульчик — низенький, с четырьмя ножками. Сиденье — зелёным плюшем обито.
Положил Ромка голову на зелёный мягкий плюш и тихо, просительно сказал:
— Стульчик, а стульчик. Давай поиграем. Ты будешь лошадкой...
Ничего не ответил стульчик и даже не пошевелился.
— Эх ты, — обиделся Ромка и пошёл в комнату.
Там на полу распласталась огромная медвежья шкура. Её подарил Степану Ивановичу его друг — старый охотник.
Обошёл Ромка шкуру, потрогал медвежьи когти, шевельнул медвежий хвост. И лёг напротив медвежьей головы. Нос к носу.
Лежал-лежал Ромка да и дунул Медведю в ноздри.
— Фу-ух!
Подождал чуток. И снова дунул, сильней прежнего.
— Ф-фу-у-ухх!
Вдруг на макушке медвежьей головы шевельнулась шерсть.
И ухо как будто встопорщилось.
Ромка охнул. Ромка ахнул. Лапой по полу бабахнул. Будто мячик подскочил. Что есть сил заголосил:
— Ур-р-ра!
Легонько постукивая лапой по медвежьей голове, заговорил грустно и ласково:
— Мне скучно: я зачах совсем. И плохо сплю, и мало ем... Мне не с кем книжку почитать и не с кем поиграть...
Медвежья шкура не шевелилась.
Ромка подлез под неё. Приподнял с полу медвежью голову и снова:
— Мне не с кем просто посидеть. И не с кем поболтать. Ну, Миша! Мишка! Ну, медведь. Да перестань же спать!
И вдруг почувствовал: шкура вроде бы ожила и стала медленно отрываться от пола. Ромка изо всех сил помогал ей, приговаривая:
— Хватит спать тебе! Проснись, Мишка косолапый! Поскорее поднимись на четыре лапы...
И Медведь проснулся.
И Медведь поднялся.
Огромный бурый медведище.
Набрал он полную грудь воздуху да как рыкнет:
— Кто меня разбудил? Кто меня оживил?
— Я! — откликнулся Ромка и выскочил из-под Медведя.
— Кто таков? — спросил Медведь, оглядывая и обнюхивая Ромку.
— Ромка Ромазан.
— А я — Мишка, — довольно проурчал Медведь. — Спасибо, друг, за то, что вдруг я снова стал живым.
Мишка Ромку подхватил. Закачал, закружил. И при том ему на ухо потихоньку говорил:
— Я считал — храбрей медведей никого на свете нет Полагал — умней медведей никого на свете нет. Оказалось — есть храбрее. Оказалось — есть умнее. И храбрее, и умнее — друг мой Ромка Ромазан.
Польщённый Ромка довольно сощурился и сказал:
— Ты такой большой, лохматый, у тебя четыре лапы У меня четыре тоже. Значит, мы с тобой похожи. Значит будем мы друзья. Куда ты — туда и я...
Друзья развлекаются