— Иди, дрефило!.. Никто не держит… Иди один. Но только чтобы дома ни звука! Понял?
Для убедительности Леха подносит к Сенькиному носу кулак. Но тот уже и сам понял, что оказался в одиночестве, и пытается вывернуться.
— Да я не про то!.. Чего ты? Может, он давно дома… Может, Игореха на дорогу вышел, и взрослые его домой привели.
— А если нет? А, ну, заблудится? — сверлит его глазами Гутя.
Ромка молчит. Он не может вмешиваться. Во всей истории больше всего виноват он.
— Пошли. Пока светло. Нечего время терять, — говорит Леха. На Сеньку он больше не смотрит, и тогда тот уже вдогонку кричит:
— Я домой не уйду. Я тут буду… Только вы поскорее.
— Ро-ом, ты не бойся. Мы тебя одного не оставим, — бросает по пути Леха.
Они снова расходятся. И опять в чаще леса слышится перекличка, вторимая эхом. Ромка старается заглянуть за каждую осину, раздвигает поблекшие малинники. Он ласково, на разные лады зовет брата. И Ромке рисуются самые страшные картины: Игореху затянула трясина… Его утащил стервятник, придавило деревом… Ромка хорошо знает, что у них в лесу нет никакого болота и что орлы тоже водятся только в степях. Но разве сейчас ему до рассуждений?! Ромка поднимает голову и замечает, что небо уже побледнело и верхушки елей начали розоветь. И вдруг он припоминает, словно видит перед собой лицо матери. Страшное, с большими, открытыми глазами. Такое лицо у нее было, когда он, Ромка, пять лет назад провалился в старый колодец. Там оказалось совсем не глубоко, и его вытащили в ведре. Мать не била, а только так сжимала, что ему сделалось больно. Но лицо ее Ромка запомнил навсегда. Неужели ему опять, когда он придет к ночи и скажет, что потерял Игореху, видеть, как ахнет мать?! И Ромка твердо решает умереть, но не возвращаться домой.
И вдруг он слышит, будто кто-то свистит из глубины леса. Ромка настораживается. Наверное, ему кажется. Он знает — так бывает. Но нет. Кто-то свистит. И вот уже доносится:
— Р-о-о-ма, Р-о-о-о-м-ка-а-а-а!.. Сю-у-д-а-а!..
Кто это кричит? Ромка кидается на зов. Вот он слышен все ближе. Это кричит Гутя. Конечно, он. Ромка стремится к нему напрямик. Сердце так екает, что даже самому слышно. Колючие, сухие ветки царапают лицо и руки, но Ромка ничего не замечает. Вскоре он уже видит небольшую поляну. Огненной россыпью горят на ней подожженные заходящим солнцем султаны конского щавеля. На краю поляны, тоже весь красный, стоит Гутя. Он один. Но вот Гутя поворачивает лицо, улыбается и подзывает рукой Ромку.
Короткий миг — и тот возле товарища.
— Гляди, — таинственно произносит Гутя. Он показывает в траву. — Спит, а, видал?!
Ромка смотрит вниз и видит — в траве лежит Игорек. Ромка кидается на колени. Игорек мерно дышит и спит так, будто бы Ромка дома уложил его в постель. Щеки пунцовые, а на губах пузырьки. В сжатом поцарапанном кулачке он держит сорванную ветку малины с тремя спелыми ягодами. Он, наверное, нес их ему, Ромке. Старший брат склоняется ниже над Игорехой. С козырька у малыша сбегает толстозадый муравей и деловито бежит по лбу. Легким щелчком Ромка скидывает муравья.
— Не буди. Пусть спит. Понесем так, — говорит Гутя.
Из леса появляется Леха. Вид у него встревоженный.
— Нашли? — И сразу становится таким, как всегда. Будто ему все нипочем. — Ну, и порядок!..
Ромка осторожно поднимает Игорька. Берет его на руки. Они снова идут по лесу. Идут так, словно усталости и не бывало, только есть хочется пуще прежнего. Семен выходит навстречу. Узнав о том, что произошло, он тоже заулыбался, но предпочитает помалкивать. Чтобы хоть как-то загладить свое недавнее малодушие, суетится, поднимает сразу две корзины.
К дороге Игорька несут по очереди. Ромка, Гутя и Леха. Потом опять Ромка. Но вдруг Емка не выдерживает, почти насильно сует свою полупустую корзину Гуте и догоняет Ромку.
— Дай, я его немного понесу… Ну, дай, пожалуйста…
Ромка недоверчиво косится в его сторону. Но что-то заставляет его уступить, и он бережно передает товарищу спящего братишку.
И вот Семен тоже несет Игорька. Стараясь осторожней ступать по земле, он несет его дольше других и, когда ему предлагают смену, упорно мотает головой. И, глядя на Сенькину спину Ромка думает о том, что тот стал бы нянькой не уже его, будь у Семена такое положение.
Ни в лесу, ни на попутной машине, Игореха так и не проснулся. Кирпичихи достигли, когда лучи солнца оставались лишь на верхушках заводских труб. На поблекшем небе матово багровели иглы громоотводов. От перекрестка до дому спящего взялся нести Ромка. Он принял Игорька на правую руку и положил к себе на плечо. Левой подхватил кошелку с грибами. От дальнейшей помощи друзей твердо отказался. Отвечать за все перед матерью он решил один. Нечего путать товарищей. Ромка знал, что ему крепко достанется. Возможно, мать и вздует. Но он не боялся. Пусть и вздует — пройдет. Чего стоит гнев матери теперь в сравнении с тем, что с ней было бы — вернись он без Игорехи!? И Ромка даже улыбается и думает о том, что хорошо бы послать письмо отцу. Написать, как он хотел навсегда остаться в лесу, как ему помогли друзья. Интересно, что бы тот сказал, если бы у него пропали сразу два сына?! Впрочем писем от отца давно нет. По ночам Ромка слышит, как, уткнувшись в подушку, тихо всхлипывает мать. И что она об нем убивается? Ну, не едет и не надо, обойдемся… Ведь есть же дома он, Ромка. С ним мать еще как проживет.