Однако врачебное сообщество встретило эти передовые исследования с большим скепсисом. Основная масса русских врачей тогда поддерживала теорию заражения чумой через ядовитые испарения, выделяемые дурной водой или гниющими отходами жизнедеятельности. Заражением миазмами объяснялись и другие повальные болезни — холера, оспа, брюшной тиф. В народе же бытовали более древние, мистические представления о причинах моровых поветрий. Для деревенского люда настоящая причина чумного мора заключалась вовсе не в неопрятном житье-бытье, хотя вздыхать по поводу непролазной грязи и чавкающего под ногами навоза в русских деревнях всегда любили.
Народ верил, что чуму разносят моровые девы.
Тихо и словно бы ниоткуда появляется моровая дева в деревне, бредет по улицам, заглядывает во дворы. Прикинуться она может и нищенкой, и бродячей солдаткой, и благочестивой старушкой, путешествующей по святым местам, но выдают ее бескровное лицо и белые мертвые глаза. Появление моровой девы всегда оканчивается губительной эпидемией. Вот и в Ветлянке, как потом рассказывали очевидцы, несколько дней подряд страшная тощая женщина с провалившимися глазами блуждала в окрестностях станицы, шептала над колодцами, сидела на межах, после чего люди стали заболевать целыми дворами.
Просвещенная публика посмеивалась над этими средневековыми суевериями, однако некоторые медики, как ни странно, допускали, что народные взгляды на причины возникновения чумы могут иметь под собой основание. Разве не вызывается чума неким контагием, одушевленным миазмом, рождающимся из грязи и нечистот? И если контагий является живою субстанцией, то, следовательно, он может расти и развиваться. В гнилых болотах и на свалках, в зловонной толще навоза проклевывается и начинает расти вредоносная жизнь. Почему бы ей не обрести человеческий облик? И если так, то почему бы не превратиться в женщину? Это обличье для демонических существ весьма удобно, ведь не зря с древних времен принято считать, что женщина — существо изначально порочное, вместилище скверны. Впрочем, мало кто осмеливался афишировать подобные дремучие воззрения, и те, кто их придерживался, предпочитал высказывать их в узком кругу, чтобы не прослыть антисовременным.
Что же касается широко распространенной теории о заносном происхождении чумы, то почвеннически настроенная часть русского врачебного сообщества просто не могла принять тот факт, что возникновению повальных и заразительных болезней способствует повсеместная антисанитария и низкая гигиеническая культура населения. Русская земля, родные черноземы не могут рождать ничего вредного, злого, тлетворного. Нет, это из-за границы, из темной Азии да с гнилого Запада ползут чумные демоны, которых британские да немецкие придворные медики научились укрощать и насылать на православную Русь.
На волне паники, поднявшейся после известий о ветлянской чуме, эти народные суеверия мгновенно распространились по всей стране. Стали множиться слухи о появляющихся тут и там мертвенных чумных девах, разносящих заразу по городам и весям. Даже после того, как чума в Астрахани была военно-полицейскими мерами заглушена, толки о моровых девах продолжали расходиться. В Камышине была схвачена и брошена в реку нищенка Аксинья Петрова, принятая мужиками за моровую деву. Еще несколько подобных случаев самосуда над невинными женщинами, заподозренными в напускании порчи или повальных болезней, фиксировались годы спустя окончания ветлянской эпидемии в Саратове и Уральске. В слободе Покровской Новоузенского уезда Самарской губернии весной 1890 года был забит колами солдат Евсей Куликов, в котором узнали «холерного человека», заражающего окрестные колодцы. Летом 1892 года в Саратовской губернии сельский сход решил, что чумой и холерой заражают народ сами же врачи-иностранцы, после чего разъяренная толпа разрушила и сожгла больницу, а доктора вынуждены были спасаться бегством.
Вести о необычайной популярности в российском обществе мифов о сверхъестественных причинах чумы скоро докатились и до Европы. К тому времени в европейских государствах чума уже воспринималась как экзотическая болезнь, вызывавшая ассоциации в первую очередь с темным средневековьем и азиатским неряшеством. Самый образ тощей моровой девы, запугивающей целые деревни дюжих бородатых, обутых в лапти мужиков, не мог вызвать у обычного европейца ничего, кроме изумленного смеха. Пожимали плечами и европейские медики.
Однако нашлись люди, которые встретили новости из зачумленной России с особенным интересом. В том, что большинству казалось суеверием, они увидели подтверждение собственной правоты.