Однажды — было уже совсем недалеко до защиты диплома — профессор приступил к Гартмуту основательно. Ему нужно было знать, интересует ли того научная карьера. Как ни странно, тот ответил так же прямо и без обиняков. Наука, преподавание и профессорская должность его не интересовали.
Он хотел поехать переводчиком в открывшуюся два года назад германскую дипломатическую миссию в Тегеране.
И опять профессор Гелднер почувствовал, что за этим неординарным желанием стоит нечто совсем другое, некая скрытая причина. На миг он заподозрил в Гартмуте члена тайного эзотерического общества — так труднообъяснимы и одновременно целенаправленны были его поступки, не иначе как продиктованные чьей-то коллективной волей, сокровенным замыслом. Но он пошел навстречу Гартмуту и написал своему хорошему знакомому, Генриху Бругшу, советнику при германской миссии в Персии, с просьбой похлопотать о принятии на работу переводчиком способного юношу, прекрасно знающего персидский язык, автора ряда оригинальных статей по истории персидской культуры.
По-видимому, лучшей рекомендации было не сыскать, потому что ответ пришел очень быстро, притом официальный ответ за подписью самого имперского посланника, барона Густава Адольфа фон Шенка цу Швайнсберга, — после всестороннего рассмотрения кандидатуры дипломированного ираниста Гартмута Шоске изъявлялось желание принять его на должность переводчика с соответствующим окладом. Гартмуту Шоске предписано было явиться на службу через два месяца после завершения всех процедур по оформлению необходимых документов.
К тому времени Гартмут с блеском защитил диплом, составленный из его опубликованных статей по языковым особенностям персидских медицинских трактатов, и вернулся в Дармштадт, к отцу. Стояло лето 1887 года.
Узнав о планах сына, Гельмут Шоске не удивился. Давно рассеялись надежды на то, что однажды Гартмут будет представлен ко двору и займет какую-нибудь придворную должность. Довольно равнодушно выслушал он новость о том, что сын принят на должность посольского переводчика, и оживился только при упоминании имени посланника.
— Барон фон Шенк цу Швайнсберг? — переспросил он. — Я слышал о нем. Влиятельная персона. Знаком с самим кайзером, отличные связи при дворе.
Гартмут скучливо наблюдал, как оживают надежды отца, наливаются новой силой.
— Будь с ним учтив, — наставлял тот. — Учтив, но не угодлив. О, барон непростой человек. Я много слышал о нем.
Гартмут не стал спрашивать, откуда отец смог так много узнать о посланнике германской короны в Персии. Его внимание отвлекли летающие за окном жуки. Их было шесть, они летали парами — красные жуки с головами в форме черепа. Гартмут мучительно вспоминал, духами какой болезни были эти жуки, и не мог вспомнить. В движениях жуков была своя омерзительная гармония — жучиная пара срывалась с ветки, пролетала над улицей, выписывая четкие восьмерки, и слаженно возвращалась на свою ветку. С соседней ветки срывалась другая пара и, проделав те же летные упражнения, возвращалась на место. «Ушные? — думал Гартмут, наблюдая за ними. — Или глазные? Иначе зачем они нападают парами? А может, почки?» Он стал вспоминать почечные заболевания, но его вернул к действительности сердитый голос отца:
— Ты меня не слушаешь!
— Я буду тебе писать, — сказал Гартмут невпопад и поднялся.
— Опять видел духов? — спросил за спиной отец. В голосе его прозвучала насмешка.
— Да, — не оборачиваясь ответил Гартмут.
— И каких же?
Проще было сказать правду. Гартмут повернулся и произнес:
— Это красные жуки, папа. Голова в форме черепа, передние лапки остры как скальпели. Летают парами — видимо, нападают одновременно с двух сторон. Я не знаю, какой болезни это духи, но думаю, они поражают какие-то парные органы.
Отец с каменным лицом смотрел на него.
— Какие парные органы? — выговорил он наконец.
— А какие парные органы у тебя есть, папа? — поинтересовался Гартмут.
Гельмут Шоске долго думал.
— Глаза? — жалобно и неуверенно предположил он.
— Да, например, глаза, — согласился Гартмут. — Или почки. Или легкие. Этих духов нужно изучать. Вот только некому.
— А ты? Ведь этим можешь заняться ты.