– Подскочу попозже, – ответил Йимон. – Надо забежать, проведать Шено. Поди, спит еще.
– Ладно, – опять сказал Сала. Он поманил меня к двери. – Давай. Выбираться будем через черный ход. Не люблю я мордобои.
– Поаккуратней там, ребята! – крикнул Лоттерман нам вслед.
Я проследовал за Бобом в коридор. В конце коридора обнаружилась лестница, что привела нас к железной двери. Сала сунул в щель у замка перочинный ножик и отжал ригель. Дверь распахнулась.
– Снаружи так не получится, – сообщил он на ходу.
Выяснилось, что Сала водил крошечный проржавевший «фиат» с откидным верхом. Мотор заводиться отказался, так что мне пришлось вылезти и подтолкнуть машину сзади. Наконец, стартер сработал, и я прыгнул внутрь. Двигатель до того натужно ревел на подъеме, что я решил было: не доедем. Впрочем, автомобильчик мужественно перевалил через вершину, и тут его ждала очередная крутая горка. Боб вроде и не беспокоился, только вовсю орудовал рычагом переключения передач, когда мотор хотел заглохнуть.
Мы припарковались перед «Аловым двориком» и прошли вглубь, к патио.
– Я возьму себе три гамбургера, – объявил Сала. – Ничего другого тут не подают.
– Годится. Лишь бы побольше.
Боб вызвал повара и сказал ему, что мы хотим шесть штук.
– И два пива, – добавил он. – Одна нога здесь, другая там.
– Я бы рому взял, – сказал я.
– Два пива и два рома, – крикнул Сала. Затем он откинулся на спинку стула и зажег сигарету. – Так ты репортер?
– Типа да.
– А сюда зачем решил податься?
– Отчего бы и нет? – ответил я. – Карибы вовсе не самый отстой.
Он хмыкнул.
– Тут тебе еще не Карибы… Хочешь туда, езжай дальше на юг.
Повар тем временем уже семенил к нам с выпивкой.
– А до этого ты где был? – спросил Сала, принимая пиво с подноса.
– В Нью-Йорке, – сказал я. – А еще раньше в Европе.
– Где в Европе?
– Да везде… В основном Рим и Лондон.
– «Дейли американ»! – полувопросительно воскликнул Сала.
– Ну да, – сказал я. – Подменял одного типа на шесть месяцев.
– А ты знаешь такого Фреда Баллинджера?
Я кивнул.
– Так вот он здесь. Богате-ет…
Я простонал:
– Господи, вот ведь сукин-то сын, а?
– Ты его еще увидишь, – пообещал Сала с кривой ухмылкой. – Он частенько у нас ошивается.
– Чего ради? – нахмурился я.
– К Доновану подкатывает. – Боб издал смешок. – Заверяет, будто вел-де спортивную колонку в «Дейли американ».
– Да бездельник он, – сказал я.
Сала расхохотался.
– Донован как-то раз спустил его с лестницы… так что тот пока носу не кажет.
– Вот и хорошо. А этот Донован, он кто? Спортивный редактор?
Боб кивнул.
– И пьяница. Вот-вот заявление подаст, «по собственному».
– Почему?
Он расхохотался.
– Да потому! У нас все увольняются – и ты тоже уйдешь. Мало-мальски нормальный человек тут корячиться не будет. – Боб покачал головой. – Народ бежит, как мухи дохнут. Я вот дольше всех продержался… кроме разве что Тиррелла, нашего редактора городской колонки… Да и он вскорости свалит. Лоттерман об этом пока не знает… что нам всем придет каюк. Тиррелл-то ведь единственный остался, кто умеет работать. – Он коротко рассмеялся. – Погоди, увидишь главреда – этот вообще заголовок на полосу сочинить не может.
– А кто здесь главред? – спросил я.
– Сегарра… «Скользкий Ник». Сидит, рожает биографию нашего губернатора. Когда к нему ни подойди – хоть днем, хоть ночью, – он пишет губернаторскую биографию. И отвлекать его не смей, вот так-то.
Я отхлебнул из бутылки.
– И как долго ты здесь? – спросил я.
– Куда уж дольше… Почитай, поболе года.
– Ну, это еще ничего.
Он улыбнулся.
– Да ради бога. Разве я что говорю? Может, тебе тут глянется… Кое-каким типам здесь вообще лафа.
– Например?
– Рэкетирам, – ответил он. – Или всяким там дельцам. Ох, им тут нравится.
– Угу, – кивнул я. – Это я еще в аэропорту приметил. – Я внимательно на него посмотрел. – А что тебя здесь держит? Ведь билет до Нью-Йорка каких-то сорок пять долларов.
Боб фыркнул.
– Да я столько за час зарабатываю. Нажимаю свою пипку на камере, и все.
– Ты, должно быть, жадный, – заметил я.
Он ухмыльнулся.
– Это да. Более корыстного субчика не сыщешь. Иногда даже тянет самому себе дать по промежности.
Появился Трубочист с нашими гамбургерами. Сала схватил свою долю с подноса, разъял булочки и пошвырял листья салата вместе с кружками помидоров в пепельницу.