— Он заставил меня понять, что я стόю куда больше, чем Дурсли пытались мне втолковать, — продолжил Гарри. — Я знаю, что вы, ребята, любили меня, но, поскольку каждое лето мне приходилось возвращаться к Дурслям, легко было усомниться, что меня действительно можно любить, понимаешь?
Рон кивнул. Он слишком хорошо это знал.
— Сейчас я уже почти переступил через это, — сказал Гарри. — С огромной помощью Драко. Но от вросшего в меня недостатка самоуважения тяжело избавиться полностью. Так что слишком большая одежда угнетает меня не только потому, что напоминает о жизни с Дурслями, но еще и потому, что напоминает мне тот факт, что я неосознанно согласился с их оценкой моей собственной значимости.
— Ты, и правда, это понял, — сказал Рон.
Гарри кивнул.
— Да. И ты тоже. — На секунду он умолк. — Но, Рон, если тебе так больно носить эти вещи, зачем ты их носишь? — наконец, спросил он.
— Потому что я боюсь, что, если не буду этого делать, Блейз больше не захочет быть со мной, — тихо сказал Рон разбитым голосом.
— Что? — Гарри выглядел как громом пораженный. — С чего ты это взял? Это…
— Глупейшая вещь, что ты когда-либо слышал? — горько предположил Рон.
— Ну, можно и так сказать, — виновато произнес Гарри.
— Джордж, Джинни, Гермиона и Луна именно так и сказали, — объяснил Рон. — Но Блейз никогда на меня так не смотрел, Гарри, ни разу с тех пор, как начал уходить из паба то с одним, то с другим, и даже раньше, ни разу за все те месяцы, что мы играли вместе в шахматы. Он никогда не смотрел на меня иначе, чем как на друга. До того, как я пришел в паб в этой одежде в первый раз. Именно тогда он весь вечер не сводил с меня взгляда. — Рон уронил голову на свои руки. — Что мне остается делать? На наших свиданиях я едва могу сказать хоть пару слов, потому что я чувствую себя слишком неудобно, но я скучаю по нашим с ним разговорам. А прошлой ночью я понял, что и ему делаю больно. Я не могу продолжать так вечно. Мне нужно понять, что делать, но я, черт возьми, даже думать не могу, когда я в таком состоянии, а сейчас я постоянно в таком состоянии. Меня до смерти пугает то, что, если я ничего с этим не сделаю, то потеряю его. Я совершенно не знаю, что мне делать.
Гарри посмотрел на него с грустью.
— Мне очень жаль, приятель. Хотел бы я знать, что тебе посоветовать или как помочь. Но я просто не знаю.
— Ничего страшного, Гарри, — сказал Рон, постаравшись улыбнуться. — В любом случае, спасибо за попытку. — Он отвернулся, чтобы вытереть глаза, надеясь, что Гарри этого не заметит. Но, конечно же, он заметил, он ведь лучший друг Рона, и он знал его. — Прости. Чертов ветер надул мне пыли в глаза.
Если бы это оправдание хоть кого-то могло обмануть.
***
Когда тем же вечером Рон вернулся в свою квартиру, Блейз был перед его дверью. Выглядел он мрачнее тучи.
— Привет, — нервничая, сказал Рон. — Что такое?
— Мне нужно с тобой поговорить, — ответил Блейз.
А Рон запаниковал. О, нет. За этими словами никогда ничего хорошего не следует. Что происходит? Это по поводу вчерашнего? Или Блейз устал от его странного поведения и собирается с ним расстаться?
Делая все возможное, чтобы не позволить этим мыслям отразиться на его лице, Рон сказал:
— Конечно, проходи.
Он открыл ключом дверь и пропустил Блейза вперед. Как только Рон закрыл за собой дверь, он на автомате повернулся по направлению к своей спальне, чтобы переодеться в нормальную одежду, как делал это последние несколько дней, приходя с работы, и только сейчас с внезапной волной тошноты понял, что не может этого сделать. Здесь же Блейз. “Черт возьми, я почти сделал то единственное, отчего потерял бы его прямо сейчас.” Рон не мог переодеться. Он резко остановился, прежде чем успел сделать первый шаг, и, вместо этого, обернулся к Блейзу, дрожа всем телом.
Блейз метнул взгляд с Рона на дверь его спальни, затем снова повернулся к Рону и, жестом указав на него, спросил:
— Какого черта ты думаешь, что должен носить эти вещи, чтобы заинтересовать меня?
Рон подавился вздохом и закашлялся. Не только сам совершенно неожиданный вопрос, но и лексика показывала, что Блейз был зол. У Рона же от страха отключился мозг, чтобы понять почему.
— О чем ты? — на грани обморока спросил он.
Выражение лица Блейза из каменного превратилось в абсолютно яростное.
— Не ври мне, Рон Уизли. Я слышал сегодня ваш с Поттером разговор. Ты прекрасно знаешь, о чем я.
— Ты слышал наш… — Рон умолк на полуслове. Вся кровь отлила от его лица, и он отвернулся. Он не мог посмотреть Блейзу в глаза. Ох, блять. — Как ты…
— Я хотел поговорить с тобой перед таверной. Этим утром ты говорил, что собираешься пообедать с Поттером в Дырявом Котле, и я пошел туда, чтобы встретить тебя. Я хотел подождать, пока вы закончите, но потом услышал, как ты разошелся по поводу того, как ненавидишь носить эти вещи. Учитывая, в каком я был замешательстве и как волновался, не в силах понять, что за хрень с тобой происходит с тех пор, как мы начали встречаться, я не мог не подслушать. А теперь ответь на чертов вопрос!
— Раз ты слышал наш разговор с Гарри, то сам уже должен знать ответ! — сказал Рон, повышая голос. В попытке защититься его самого захлестывала злость.
— Да уж, когда я услышал, как низко ты обо мне думаешь, поверив, что твоя одежда определяет мой к тебе интерес, я больше не мог слушать из-за шума в ушах. Так что, будь любезен, пожалуйста, сказать мне, наконец, с чего ты так решил!
И Рон взорвался, прямо как чуть раньше при Гарри. Ему было чертовски неудобно в этой одежде, он был эмоционально истощен переживаниями, что его увидят в его обычном виде, еще этот психологический эффект, что производит на него эта одежда, и вот, похоже, что, не смотря на все это, Блейз собирается с ним расстаться. Рон был измотан, опечален и так чертовски зол, что взорвался.
— “С чего”? А с того, что ты никогда на меня не смотрел! Все время, после каждого до единого вечера в пабе ты уходил домой с кем-то другим, и это никогда не был я, ты никогда на меня не смотрел! С самого начала ты видел во мне только друга. Пока я не пришел в паб в этой нелепой одежде, которую Малфой, Паркинсон, Гермиона и Джинни заставили меня надеть, и только тогда ты, черт возьми, не мог отвести от меня глаз, разве нет? Только тогда ты посмотрел на меня, ясно? Ты даже согласился пойти со мной на свидание. Так какого хрена мне оставалось думать? — Рон тяжело дышал, а на глаза второй раз за день набежали слезы. Черт возьми!
— Это я-то никогда на тебя не смотрел? — голос Блейза из злого перешел в шокированный, и Рон, взглянув на его лицо, увидел абсолютно пораженное выражение. — Я смотрел на тебя годами. Каждый до единого человек, с кем я уходил из паба, был похож на тебя хотя бы одной физической чертой, потому что таким образом, будучи с ними, я мог притвориться, что я с тобой. Если бы я мог хотя бы мысль допустить, что могу уйти с настоящим тобой, я бы так и сделал.
— Что? — задохнулся Рон. Он не мог поверить своим ушам.
Блейз продолжил:
— Я хотел быть с тобой, когда ты был в слишком короткой для тебя мантии, я хотел быть с тобой, когда ты надел это нелепое вельветовое нечто с потертыми манжетами на Святочный Бал, я хотел быть с тобой, когда впервые вошел в твой магазин и увидел тебя в этой отвратительной пурпурной мантии, которую твой брат называет рабочей формой, и я хотел быть с тобой тогда, когда три месяца назад, ты пришел на вечер встречи в паб в безразмерных спортивках и футболке. С какой стати мне хотеть быть с тобой только из-за твоей одежды?
Рон не столько сел, сколько рухнул на диван, задыхаясь. Он не мог переварить то, что сказал ему Блейз, и внезапно у него, действительно, закружилась голова, и перехватило дыхание.
— Да ради ж Мерлина! — закричал Блейз. Он метнулся в спальню Рона и вернулся оттуда с футболкой и штанами, которые утром Рон оставил на кровати. — Вот. Снимай эти чертовы вещи. Неудивительно, что вчера вечером ты был на грани обморока. — Он отвернулся.
Рон на автомате сделал так, как ему сказали, не сводя глаз со спины Блейза. Даже посреди их ссоры он почувствовал облегчение от того, что выбрался из этого пыточного подобия одежды.
— Я все, — сказал он. Блейз обернулся к нему лицом. А Рон сделал медленный, глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Но… Я не… Но… Но почему ты не переставал смотреть на меня в тот вечер в пабе, когда я пришел в этой одежде в первый раз? Ты никогда на меня так раньше не смотрел.