– Не такая уж она и большая была, – возразил Виктор, всё больше ощущая мистический мир снов Милы, как реальность, – сантиметров десять не больше. Я попросил себе здесь квартиру в качестве гонорара, и въехал ещё до окончания строительства. Было немного пыльно и шумно, но зато смог сам контролировать все производственные этапы.
– А ещё мне снилась твоя дверь. Она почему-то была оббита сверкающим белым металлом. Знаешь, таким не ровным, как будто помятым. Я ещё тогда подумала, что похоже на выпрямленные доспехи рыцаря…
– А-а-а! – узнал картинку Виктор, – Это я фольгированным утеплителем для труб дверь прикрыл, чтобы строители не поцарапали…
Только зайдя в квартиру, Мила всполошилась, что оставила на крыше букет с розами (хорошо не скрипку!), уже было рванулась вернуться, но Виктор остановил:
– Да, фиг с ним, с букетом! – сказал он, разворачивая Милу к себе лицом, – Я тебе ещё их тысячи подарю! – и нежно коснулся губ Милы лёгким поцелуем.
А потом произнёс, заглядывая ей в глаза:
– Ты позволишь?
И начал осторожно снимать плащ с её плеч. Мила, как заворожённая, следила взглядом, как Виктор повесил плащ на вешалку, а потом присел перед ней на корточки, взялся одной рукой за лодыжку и посмотрел на неё с немым вопросом снизу вверх. Мила приподняла одну ногу, и Виктор бережно, как хрустальный башмачок, снял с её ноги концертные туфли. В спешке она забыла переобуться, и даже не замечала, что меряет шагами Лондон на высоченных каблуках пока… Пока не ощутила блаженство, стоя босиком на полу в коридоре квартиры Виктора…
11
Ночь прошла на грани сна и яви. Мила то проваливалась в короткий, без сновидений сон, то мгновенно включалась в реальность с той же мысли, на которой заснула, из-за чего казалось, что вообще не спала. И мысль эта была – «Господи, боже мой! Какое счастье находиться в крепких объятиях мужских рук! Вот чего я себя лишила на целых десять лет! Даже больше…» А ещё у неё в голове нескончаемо звучала «Шахерезада» Римского-Корсакова, но не с первого мощного и тревожного вступления оркестра, а с тонкого и пронзительного соло скрипки, которое повторялось и повторялось. И хотелось плакать. Плакать светлыми слезами радости. Как-то так. Пусть не понятно, но ощущалось именно так.
С Виктором Миле не надо было думать – правильно она целуется или нет… Не надо было работать над собой, чтобы хотя бы отдалённо почувствовать отголосок наслаждения… Не надо было сомневаться – правильно ли её поймут, если она приласкает рукой пенис или поцелует сосочек груди… Не примут ли за распущенную женщину, если она своим желанием разбудит спящего мужчину…
12
Свободный день до следующего концерта прошёл в праздных шатаниях по Лондону. Сначала прошвырнулись по знаковым туристическим местам – Биг Бен, Тауэр, музей Шерлока Холмса (Милу он не тронул – Василием Ливановым, который прочно ассоциировался у неё в голове в этим литературным персонажем, здесь и не пахло. И вообще никем не пахло. Пустышка. Ещё один способ для отъёма денег у населения, то бишь, туриста, и всё!), музей Мадам Тюссо (здесь Миле поплохело – множество знакомых с детства людей, выполненных столь искусно, что казались живыми, смотрели сквозь неё. И причём, вперемежку – живые, давно ушедшие от нас, всё смешалось. Мила уже сама не знала – она-то сама здесь находится или это её призрак бродит среди застывших фигур? Или ей всё это снится?).
А вот в парках ей понравилось. Даже в Грин-парке, где, собственно говоря, ничего примечательного и не было, кроме этого самого «грина», т.е. зелени – высоченных раскидистых деревьев и бескрайних просторов зелёных лужаек с истинно английским, аккуратно подстриженным газоном. Виктор это понял, и дальше они обошли их все. Ну, если и не все, то самые крупные и красивые.
В Кенсингтонском саду поздоровались с маленьким озорником Питером Пеном; попытались посчитать сказочных персонажей, выглядывающих из складок коры тысячелетнего «эльфийского дуба»; как дети, радовались прохладе ручья на детской площадке принцессы Дианы. В Голландском парке Миле больше всего понравился уголок умиротворения – Японский сад. Она так и не поняла, что в нём было голландского? Разве что розарий? Так розы не бренд Голландии, там же царство тюльпанов. И потом, розарий в парке Регента, был на порядок красивее, да и больше. Но дольше всего, до самого вечера, они задержались в Сент-Джеймс парке. Погуляли среди цветников (Господи, боже мой! Напихали какой-то сорной травы, а ведь красиво как! Глаз не оторвать!), а потом развалились на лежаках, разбросанных без всякой системы на лужайках (правда, как оказалось, платных), и там провалялись, пока не погасло солнышко, болтая о чём-то не существенном, но, в тоже время, очень значимом для обоих, замолкая на полуслове, и возвращаясь к разговору с середины фразы…