– Полтора.
Бабушка сразу никогда ничего не покупала. Она сперва ходила и смотрела. Митя держался за её руку крепко – тут чуть отвлечёшься – и потеряешься. Страшно. Но он и глазами, и ушами, и носом успевал брать дань с этого, ни на что другое непохожего, кусочка города. А иногда, если никто не видел, то и пальцем мог потрогать. Он долго не рассматривал – не успевал. Но каждую сцену, каждый предмет схватывал влёт со всеми мельчайшими деталями, сразу улавливая скрытую суть и настроение увиденного.
Вот молодая весёлая тётка в сером платке крутится за прилавком то в одну, то в другую сторону. Перед ней на металлическом подносе высится горка огурцов. Справа от неё парень в телогрейке нараспашку и в кепочке со сломанным козырьком торгует крыжовником. Только он про крыжовник забыл, он даже один раз не услышал, когда его спросили: «Почём?» Он хочет веселить соседку, хотя та и так хохочет без остановки. Но он хочет развеселить её так, чтобы она забыла про свои огурцы. Но тётка и про огурцы не забывает, и с парнем ей интересно. Вот она и вертится: то к покупателям обернётся, то к крыжовниковому шутнику. И среди других, почти неподвижных продавцов они, как единственная картинка в скучной книжке.
В грубо сколоченной клетке вздрагивает белая кучка перьев, из которой торчат красные гребешки, и выглядывают круглые насторожённые глаза. Петухи и куры напуганы. Они не квохчут, а пытаются глядеть во все стороны сразу, потому что страшное творится кругом. Мите понятен их ужас – он держится за бабушку, а петухам держаться не за кого. В него даже стал заползать этот птичий страх. Поэтому он старается не смотреть на клетку. Но всё же исподтишка поглядывает. А курицам и петухам становится совсем плохо, когда их покупают, связывают ноги верёвочкой и суют в сумку.
Мужичок торгует грибами. Бабушка про таких говорит: «Никудышный человек». Он суетится, дёргается, заискивает перед проходящими мимо него. У него слезятся глаза, руки трясутся, рубашка на нём мятая, и сам он тоже мятый. Его товар разложен не на прилавке, а на, расстеленной прямо на земле, тряпочке. Он и цену скидывает, но никто не берёт. Здесь на рынке одни ведут себя уверенно, как хозяева, другие просто спокойны. А иногда попадаются вот такие вертлявые. Ой, как хочется мужичку продать свои грибы…
– Ну-ка, сынок, отведай, какие у меня яблочки, – старик в тёмно-синем с прорехами на локтях пиджаке, улыбаясь, наклоняется низко к Мите. Яблоко красивое, тугое, но Митя смотрит не на него, а на руку деда. Корявые полусогнутые пальцы и обтянутая сухой, грубой кожей ладонь иссечены мелкими чёрными трещинками. Ногти большие, не глянцевые, а исцарапанные и кривые, а вокруг них тоже чёрное. Рука деда похожа на шишковатый, истоптанный ногами корень дерева, неудачно вылезший на поверхность посреди тропинки. Дома ни у кого таких рук нет. Бабушка настойчиво требует:
– Скажи дедушке «спасибо»!
Сказать слово незнакомому человеку так же страшно, как потеряться в этой толпе и остаться здесь навсегда одному. Митя столбенеет, сопит и после долгих уговоров мямлит нечленораздельное, упорно глядя только себе под ноги на разбросанную шелуху семечек. Дело кончается тем, что бабушка покупает у деда кило яблок.
На рынке, в самом дальнем конце торговли, было одно притягательное место. Там на кое-как сколоченных столах-прилавках – неструганные ножки из сбитых крест-накрест брусков, капельки жёлтой смолы, вмятые в мягкую древесину, сверкающие на солнце, шляпки гвоздей – рядами, как на параде, выставлялись деревянные игрушки. Они расписаны яркими красками, покрыты лаком, они гладкие на ощупь и блестят. Раз яркое, значит, красивое. Глазастые матрёшки, самовары с маленькими краниками, повозки с радужными колёсами, пушки и даже целые домики, сработанные кустарно, были на строгий взгляд уродливы. Но в этом-то и таилась их прелесть. Несовершенство поделок будило фантазию, и рождало в лопоухой Митиной голове непостижимые для взрослого человека сюжеты. Уступая нытью внука, бабушка водила его в этот живописный уголок. Водила чаще всего, как на экскурсию. Придти сюда, чтобы глянуть мельком и бежать обратно, не было никакого смысла. Здесь следовало насладиться цветом, подивиться мелкости деталек, не торопясь разглядеть узоры… Но уже через минуту сзади слышалось:
– Ну, насмотрелся? Пошли, нам надо ещё ягод купить.
И всё же изредка ему перепадало из этих сокровищ.
С рынка бабушка несла две тяжёлые сумки, а Митя – букетик цветов. Бабушка часто останавливалась передохнуть. Чем ближе к дому, тем бабушка шла медленнее. Она часто просила Митю не бежать так быстро. И он начинал развлекать себя разглядыванием витрин магазинов, мимо которых они проходили. Митя их, как людей, различал по характеру. Они ведь очень разные. Витрины мясных магазинов хвастливые, кондитерских – весёлые, витрины молочных – просты, а бакалейных – скучные. Такие же скучные витрины и у овощных.