Старшие с любопытствующим молодняком объясняться на этот счёт не спешили. Вовка, которому отец кое-что разъяснил, рассказал под большим секретом Ромке и Мите, что партия делает большое и важное дело – строит коммунизм, а когда делаешь большое дело, то случаются ошибки. И вот сейчас с ошибками разбираются и думают, как их исправить. Когда придумают, тогда всем объявят, а сегодня лишние разговоры будут только мешать. Так вышло, что самую полную информацию про таинственный культ личности раньше других смог получить Витька Скарлытин.
В квартире, где жил Витька с родителями, где жили их соседи, в конце прошлого года умерла одинокая бабушка Полина. После того, как описали и вывезли её вещи, комната месяца полтора стояла пустая под охраной наклеенной белой бумажки с круглой печатью. Затем туда вселился новый жилец – не старый, но очень худой, с большими залысинами на голове и с глубокими складками усталой кожи на лбу и около уголков рта. Выглядел он иссохшим и серым как будто долго лежал под землёй, а после его выкопали, отряхнули, почистили и разрешили жить дальше. Звали нового соседа Трофим Осипович. В свою комнату он вошёл, имея при себе только старый фанерный чемоданчик, покрашенный суриком. Но в первые же дни соседи снабдили его самым необходимым: посудой, простынями, табуреткой. Нашли для него и старый матрас. Как ни странно, но больше других ему помогали две кухонные скандалистки-крикуньи, жившие без мужей. А одна из них, Мария Францевна – Витька видел это собственными глазами – перед тем, как войти в комнату Трофима Осиповича, утёрла слёзы. Правда другие, например, старый зануда по прозвищу «Канцелярская душа» или тётка Митрохина, служившая вахтёром на заводе, поглядывали на Трофима Осиповича враждебно. Витька понимал, что все, кроме него одного, знают, кто такой этот новый жилец и откуда он появился, но почему-то об этом не говорят.
Раз вечером Витька делал на кухне уроки и попутно расписывал фиолетовыми чернилами старую дырявую клеёнку на столе. От долгой службы и частого соприкосновения с мокрой тряпкой она давно лишилась родного рисунка, вот Витька её и подновлял. Новый сосед зашёл на кухню вскипятить чайник. Потрескавшаяся раковина с чёрными метками отбитой желтоватой эмали находилась за Витькиной спиной.
– А чего ты на кухне?
– Дома не позанимаешься – там отец пьяный.
– А-а-а… И часто пьёт?
– Часто. Как деньги где достанет… Он на войне ногу потерял, работать не может, вот и пьёт.
– Лупит тебя?
– Не-а. Так, иногда костылём запустит, но ещё ни разу не попал.
– Ладно, как выучишь всё, заходи, чайку погоняем. Только стакан захвати. Я всё никак сервиз не куплю.
Витька всё выучил уже через минуту после того, как соседский чайник продребезжал крышкой, давая знать, что кипяток готов. Постучавшись, он, с гранёным стаканом в руке, вошёл в жилище Трофима Осиповича. Маленькая комната из-за того, что была пуста, казалась большой. Под потолком ярко светила лампочка – без абажура, голая. Матрас на ножках прижался к стене, рядом с ним сконфуженно стояла облезлая табуретка, бумаги и книги обосновались на подоконнике, а на полу в углу под газетой прятались две кастрюльки и тарелка. На табуретке стояли стеклянная банка с сахаром и мятая алюминиевая кружка.
– Проходи, садись, – хозяин похлопал ладонью по матрасу рядом с собой.
– А вы кто? – сразу задал Витька мучивший его вопрос.
– Так, человек, как и все. Раньше архитектором был. Потом пришлось лес валить, на руднике возил тачкой руду.
– Золотую?
– И золотую тоже.
– А почему у вас нет стола и шкафа?
– Погоди – куплю. Вот на работу устроюсь и куплю.
– Архитектором?
– Архитектором не берут, говорят – вакансий нет.
Витька не знал что такое «вакансия», но, чтобы не ударить в грязь лицом, спрашивать не стал. Их беседа текла мелкими ручейками, руслом для которых служило, в основном, Витькино любопытство. Но иногда и Трофим Осипович задавал вопросы. То про какой-нибудь магазин – существует ли он ещё, то, где находится ближайшая почта. Витька, гордясь своей осведомлённостью, с удовольствием отвечал.