Неистощимой залежью несправедливостей, которую он не уставал отрабатывать, служила фартовая жизнь Реброва, Соколова и Коржева. Накопленная масса жгущих душу фактов проросла ещё одной особенностью. Серёжка, как и большинство населения страны, всегда бездумно принимавший всё, что сыпалось из высоких правительственных сфер, вдруг перестал верить официальной информации и, тем более, – официальным обещаниям. Обострённое внимание к благосостоянию окружающих привело его к выводу, что правительство, газеты, радио врут насчёт счастливой жизни и уверенности в завтрашнем дне. Теперь жизнь своей семьи он, однозначно, считал нищенской. Серёжка очень рано взялся всё пробовать «на зуб», но мудрее от этого не стал. Он стал циничней.
Вот так, неосторожно оброненное родителем слово, на долгий срок зажгло в Серёжкиной душе неугасимую страсть. И так само собой сложилось, что он начал делиться с Митей сперва своими мечтами и фантазиями, а позже – планами. Все эти мечты, фантазии и планы внутри Серёжки не умещались, они распухали и рвались наружу. Их требовалось кому-то рассказать. Митька для этого подходил лучше всего. Он только слушал и молчал, а если и спрашивал чего, то лишь затем, чтобы уточнить непонятное.
А у Мити жизненной цели не было. Один только раз он случайно задумался над тем, что интересно бы дожить до двухтысячного года. Новое тысячелетие, новый век и вообще… Высчитал, что тогда ему стукнет пятьдесят пять лет – значит, дотянуть до круглой даты вполне можно. Но разве это жизненная цель? Не было у него и взрослого друга, который поддомкратил бы ему мозги или хотя бы научил его ходить на байдарке под парусом. Отец приходил к ним в гости не чаще двух раз в год. При нём мама старалась казаться весёлой. Папа старался казаться беспечным. А получалось натянуто, каждая сказанная фраза была перегружена скрытым смыслом. Какие уж тут паруса. И вообще, чтобы говорить о парусах, надо видеть друг друга каждый день. Отец для сына давно превратился из родного в просто знакомого.
Но избыток энергии будоражил, требовал хоть как-то проявить себя, и Митя, как и положено в его возрасте, вместе с приятелями-хулиганами бил из рогатки по стёклам, мастерил самодельные пистолеты-поджиги, опустошал телефоны-автоматы с помощью специально подобранных железных шайб.
А время всё ускорялось. И вдруг оно вообще свернулось воронкой и в бешеном темпе принялось засасывать людей и события. Так, по крайней мере, казалось Мите, потому что наперегонки с ним торопливо менялся и он сам, как, впрочем, и его товарищи. Первое, что бросалось в глаза, – ребята неумолимо шли в рост. Теперь мамы в разговоре часто упоминали, каким по счёту стоит их отпрыск в шеренге на уроке физкультуры. В их голосе гордость соседствовала с тревогой. Остальные изменения совершались внутри тянущихся к солнцу организмов. Смена настроений, сумбур желаний. В этой неразберихе кто-то неожиданно исчезал, как, например, Ромка Дугин. После седьмого класса он рванулся искать какой-нибудь интересный техникум.
Обнаружилось, что в классе есть девочки. Присутствовали-то они и раньше, и мальчишки даже немного соперничали, чтобы покрасоваться перед ними. Но это было так… несерьёзно. А сейчас из-за них отчаянно захотелось быть и умнее, и интереснее. Стать эдак непринуждённо, и чтобы все ахали от твоих высказываний, чтобы все хохотали над твоими остротами. И хотелось уметь или знать что-то такое, чего не умеют и не знают другие. И внутри Мити тоже проснулось и расправило крылья беспокойное существо, натурой сильно напоминавшее петуха. Оно старалось взлететь на самый высокий плетень, стремилось всех перекукарекать, утвердиться в середине двора и рисоваться там ярким пятном.
Тяга произвести впечатление неудержима. Перебираются варианты причёсок и манеры поведения. Найденная удачная форма рождает уверенность в себе, а заодно имитирует наличие богатого внутреннего содержания. На этом этапе все копируют чужие образцы. Много позже кто-то научится создавать себя сам. А кто-то и не научится. А пока что для подражания берутся родители, старшие братья, их друзья, герои кинофильмов. Желание выделиться не миновало и девочек. Они, в первую очередь, потянулись к косметике, одновременно прикидывая, как бы убедить родителей, что пора пожертвовать детскими косичками в пользу взрослой причёски. Макияжные опыты самых отчаянных попадали в повестку дня пионерских собраний.
– Пионерку украшает скромность, а не губная помада!
– Надо думать не о причёске, а о том, что в голове!
– Сегодня она накрасила ресницы, а завтра…
Чего «завтра» всегда не договаривали. То ли подразумевалась выгодная продажа Родины империалистическим акулам, то ли что поинтересней.