Речушка Ельня была глубиной коню по седло. Плавали — знаем.
— С кем имею честь? — спросил я в свою очередь. Реакция в зале мне не понравилась.
Никто не вскочил, не стал возмущаться крапленым картам, никто даже близко не принял мою сторону. Точнее сторону справедливости. Напротив. На меня смотрели с удивлением, как на некое недоразумение и чудо. Так наверное смотрели индейцы на Колумба.
— Полковник Шацкий Илья Ефимович, — ответил визави, — Вы надеюсь мичман понимаете серьезность своего заявления?
— Петруша! — позвал он дрожащего официанта.
— Слушаю, ваше высокородие!
Полотенце Петруши, перекинутое через руку висело как парадная сабля, до того он принял подобострастный и служивый вид. И было от чего. Шацкий, насколько я знал, был начальником кавалерийского гарнизона расположенного в городе.
— Ты какую колоду подал к игре? — грозно насупился полковник.
— Новую ваше высокородие! При вас-с распечатали-с!
— Вы слышали мичман? Так, что будьте добры извинитесь. У вас видно со зрением плохо.
— На зрение я не жалуюсь господин полковник. Пусть любой посмотрит. На этом тузе черная точка на обложке. Вот здесь, в узоре, — продолжил я, указывая пальцем.
Поручик Лапин поднялся и подошел ко мне.
— Фу! Да это просто капля вина попала! — заявил он, — Да вы видать чернила от вина отличить не можете? Я же играл этими картами и ничего подобного не было.
— Я никому не позволю поручик усомниться, как в моем зрении так и в моей меткости.
А вот в вашей честности я сомневаюсь.
— Это ещё что за вздор! — покраснел Лапин. — Напились так ведите себя достойно, здесь благородное общество а не портовый кабак!
— И будь те добры предъявите документы! — вдруг спросил господин справа от меня в гражданском сюртуке. Но по виду полицмейстер, к бабке не ходи полицмейстер. Уж я их нутром чувствую.
— Вы человек обществу не известный, так что не обижайтесь и не сочтите за труд, — полицмейстер протянул раскрытую ладонь левой руки ко мне, а правой вооружил глаз моноклем.
У меня возникло ощущение, что я попал в мышеловку. Мещанский паспорт Векшина прожигал карман. Ни в коем разе его не должны увидеть. Иначе вместо дуэли меня сейчас взашей погонят.
— А документы я предъявлю завтра поутру господину Лапину, если он конечно не струсит и придет к лавке купца Кубрина для дальнейшей беседы. К десяти часам.
— Ха! — усмехнулся Лапин.
— Завтра поутру, — невозмутимо сказал Шацкий, — господин поручик будет нести службу.
И освободится он не ранее субботы.
— Нижайше прошу ваше высокородие отпустить его со службы на час по семейным обстоятельствам. Даю слово, что не задержу, — я резко кивнул головой поджимая подбородок к шее.
Лапин взглянул на Шацкого и между ними состоялся немой разговор, длившийся долю секунды.
— Господин полковник, разрешите отлучиться на четверть часа? — смешком спросил поручик.
Тот чуть заметно кивнул. Бросив на скатерть три рубля, я ни с кем не прощаясь вышел.
Тысяча чертей! Карамба! Десять человек, на сундук мертвеца! И-хо-хо! И бутылка рома!
Или как там дальше? Что ещё я знал из морского жаргона? Каюта, кок, камбуз, гальюн!
Якорь им в седалище!
Я страшно был зол на себя за самонадеянность и на них. На это треклятое общество, где без бумажки ты какашка, а с бумажкой человек. Ну где вы скажите, бога ради, мне среди ночи найти человека, который к завтрашнему утру изготовит мне книжку мичмана Черноморского флота служащего на броненосце 'Двенадцать апостолов'? Мать их за ногу! И почему? Почему я постоянно должен прогибаться под законы этого общества?
Общества состоящего из подлецов и подхалимов. Играть им на руку? Ведь я уже дал себе зарок, что хватит. Хватит приспосабливаться. Начну играть по своим собственным правилам. Навязать противнику свои правила и изменять их как угодно, и когда угодно. Было что-то подобное в уроках сенсея.
Начнем. Поэтому я перешел дорогу и пристроившись в тени дерева под кустом напротив, стал терпеливо ждать выхода на сцену потерпевшего. Темнота друг разведчика.
Вход в здание ратуши освещался газовыми фонарями и поэтому двух скучающих гипсовых львов мне было видно как на ладони. А вот меня, сидящего напротив в кустах, было не разглядеть. Вот подъехала одна пролетка, следом другая. Однако, подумал я, вряд ли их благородие обожает пешие прогулки по свежему воздуху в ночное время. Как бы он в гарнизон вместе с полковником не укатил. А ведь игра закончена и они выйдут с минуты на минуту. И чего я собственно тогда жду? Пришел ко мне вполне резонный вопрос.
Ну, допустим где размещается гарнизон я знал. И проникнуть в него думаю проблем не будет, можно подождать поручика как говориться в его пенатах. Но не факт, что поручик в возрасте будет жить в казарме. Тем более, что деньги на игру в карты у него имеются.
Значит жильё в городе есть. И живет возможно не один. А где? Не пойдешь же спрашивать у всех встречных, где квартируется поручик Лапин. А почему бы и нет?
— Ёрш твою медь! — заплетающимся языком выкрикнул я и на заплетающихся ногах выполз из кустов. Извозчики, стоявшие кучкой, и о чем-то переговариваясь покосились на меня и свой разговор прервали.
— Что ваше благородие до дому довезти?
— Ик-Ик, — кивнул я мотая головой из стороны в сторону в знак согласия, что мол да домой.
И размахивая пятирублевой купюрой перед носом. Извозчики переглянулись и полагаю самый шустрый из них тут же подсадил меня взявшись подмышки в свою пролетку.
Распластавшись по кожаному сидению я кивнул и взмахнул рукой.
— Домой!
— А где барин живет?
— Туда! — опять махнул я рукой.
— Но мертвая! Пошла!
Взмах вожжами, и лошадь неторопливо потрусила в указанном направлении. Отъехав от здания метров на сто возница опять попытался узнать о направлении движения. Мне пришлось изобразить снова стадию полной невменяемости.
— Ну, домой…
— Куда домой барин? Где живёшь?
— Дык ик-ик…дома живу.
— Оно понятно, кому и конюшня дом. А улица какая?
— Ну…,- всем своим видом я давал понять, что он задает мне непосильную задачу.
— Ну, домой!
Лошадь из рыси перешла на шаг.
— Эх барин, барин, — покачал головой мужик, — Что ж с тобой делать?
Задал он риторический вопрос. Катать меня до утра видать ему было скучно. А свалить где-нибудь по дороге и пошарить по карманам не только совесть не позволяла, но и куча свидетелей сотоварищей, которые будь на то нужда всегда его опознают.
— Может к девкам отвезти?
— К девкам, — кивнул я.
Извозчик обрадовался и лошадь опять потрусила рысью. Но через две минуты я остановил бодрую скачку тем, что мне стало дурно. В кои-то веки съел бутерброд с икрой и с ним пришлось расстаться противоестественным способом.
— Не надо к девкам, — вымолвил я утираясь.
— А кудой?
— Тудой! — взмахнул я рукой, якобы начиная приходить в чувство. — Поручика Лапина знаешь?
— Это интенданта то? Знаем.
— А где живет, знаешь? Мне там…,туда. Напротив.
— Ну вот барин, сразу бы так!
Пролетка развернулась и уже не сбавляла ход до самого дома.
Дом поручику конечно же не принадлежал. Не мог он принадлежать даже интенданту.
Хотя наличие денег у поручика это объясняло, объясняло и тесную связь с начальником гарнизона. Рука руку моет. Двух этажный дом протяженностью добрых пятьдесят метров был построен под жильцов. И поручик скорее всего снимал в нем квартиру. Но какую именно? Кое-где окна тускло светились. Пять рублей якобы выроненные мной на пол пролетки лежали на месте якобы забытые.
— Вот, — я извлек из кармана пару медяков, — держи.
Извозчик мелочь принял одним глазом смотря на протянутую мелочь, а другим на бумажку на полу. Как бы у него косоглазие не развилось, с беспокойством подумал я.
Хорошо хоть не каждый день такое случается.
— Благодарствую, барин, — молвил извозчик, приняв мелочь. И стоило мне слезть с пролетки как он тут же понукая лошадь тронулся с места. Мы с ним торопились расстаться. Как только он скрылся из виду я перестал валять дурака, и первым делом отошел опять-таки к противоположенному дому прячась под сенью деревьев.