Самурай весело рассмеялся:
— Вы уж извините, милостивые государи! Мне сказали, что друзья обо мне спрашивали — вот и пришел сам, без предупреждения. Однако же ошибка вышла. Извините великодушно, что нагрянул так неожиданно, помешал вашему веселью. А зовут меня Рокубэй Оиси, и являюсь я, с вашего позволения, ронином. Ивасэ и Аидзава, хотя и пришли в весьма скверное расположение духа, не могли не ответить на столь учтивое приветствие.
— Да что уж там, сударь! Это мы должны перед вами извиниться. Увы, с этим господином Оиси мы не знакомы — можно сказать, впервые видим…
— Так вы, стало быть, обознались? Ха-ха-ха-ха! развеселился самурай, который уже был явно под хмельком. — И все же, господа, согласитесь, наверное, мы с вами не случайно встретились, какое-то тут было предопределение. Я, правда, не тот Оиси, которого вы имели в виду, но, если не возражаете, тоже могу составить вам компанию.
— Ладно, чего уж там, — обескураженно буркнул Ивасэ, которому хотелось только одного — убрать ся из этого заведения. Поскольку выяснилось, что Кураноскэ здесь и не ночевал, никакого резона долее здесь задерживаться у приятелей не было. Однако новоявленный Оиси не думал никуда двигаться, собираясь, судя по всему, продолжать попойку всей компанией на старом месте. Получалось как-то неладно. Ведь они же сами во всем были виноваты — вроде бы его и пригласили, согласились с ним пить, а теперь… Вот ведь незадача!
Только часа через два подгулявшая троица наконец вывалилась из сомнительного заведения. Ночь стояла ясная, и в свете луны темные силуэты гор, казалось, дремали вдали, накрывшись одеялом. Отбрасывая четкие тени, все трое молча шагали по улице.
Ивасэ и Аидзава были мрачны и унылы, зато их спутник пребывал в отличном расположении духа и, похоже, вовсе не обращал внимания на хандру, обуявшую собутыльников. Это обстоятельство еще более усугубило страдания несчастных шпионов Янагисавы. Они бы рады были поскорее распрощаться с весельчаком, но не тут-то было — отделаться от него было просто невозможно. Теперь Рокубэй требовал, чтобы они все вместе немедленно двинулись на поиски развлечений в квартал Гион.
Ивасэ сделал Аидзаве знак глазами: «Надо бежать!» Однако Рокубэй Оиси, хоть и казался вусмерть пьяным, должно быть, почуял подвох и был начеку, так что оторваться от него не удавалось. Наконец перед ними открылось залитое призрачным сияньем каменистое русло наполовину высохшей речки Камо. Лунные блики играли на воде.
Куда же все-таки подевался Кураноскэ?! Эта мысль, как заноза, не давала покоя Ивасэ. Если он их обвел вокруг пальца, а сам подался в Эдо, сие будет означать, что они сели в лужу, и шпионская их репутация загублена. Впору делать себе харакири, чтобы искупить вину. Даже вечный оптимист Аидзава не может этого не понимать.
— Нет, сударь, что ни говорите, а я должен откланяться! — заявил наконец Ивасэ и резко остановился с озабоченным выражением на лице.
— Что так вдруг? Нет, что-то вы не то надумали, возразил Рокубэй, ухватив упрямца за рукав. — Ежели у вас какое дело, не лучше ли отложить его до утра? В кои-то веки такая ночка выдалась! Не стоит себе отказывать!
— Нет, я бы с вами тут и дальше гулял с превеликим удовольствием, да никак нельзя. Не по собственному, так сказать, нежеланию, а по долгу службы. Уж не обессудьте! Зато вот товарищ мой с вами остается.
— Ну, это глупости! Если даже одного из друзей недостает, все равно компания уже разбита. Какие бы там ни были у вас важные дела, ведь могли же вы их отложить, когда отправились в то самое заведение, а?! Значит, не такие уж они важные, что не могут подождать до утра! Нет уж, пошли все вместе!
— Да не могу я сегодня…
— Нет, так не годится! Я все не могу нарадоваться, как счастливый случай нас свел! Ну что вы, право, такое отличное настроение хотите испортить?! Да ладно, идем! Выпьем еще и все дела забудутся. Пошли, пошли! — твердил Рокубэй, не отпуская рукав.
Ивасэ в конце концов не выдержал и взорвался:
— Да бросьте вы! Сказал же — не пойду! Делайте что хотите, а я ухожу!
— Ого? Интересно! Значит, делать, что хочу? А может, я хочу вас не отпускать?! Не могу я без такого вот веселого напарника гулять — и все тут!
Ивасэ промолчал, всем своим видом показывая, что с него довольно, и резко рванул рукав кимоно.
— Виноват! — бросил он на прощанье и зашагал прочь.
Аидзава, несколько ошарашенный такой грубостью, поспешил за ним, прикидывая про себя, что, если только Рокубэй попробует снова их остановить, дело может кончиться ссорой. Однако, вопреки ожиданиям, докучливый спутник не стал их преследовать. Может быть, он был слишком шокирован резкой отповедью и просто не знал, как себя после этого вести? Отойдя на некоторое расстояние, Аидзава оглянулся. Лица Рокубэя Оиси было уже не разглядеть, но он по-прежнему стоял посреди каменистого русла Камо, залитый лунным светом. Аидзава увидел, как к одинокой фигуре подошла бродячая собака.
— Странный тип, — сказал он, нагоняя ушедшего вперед Ивасэ.
Глава 33. «Путь самурая»
— Все-таки идет он сюда, значит?! — воскликнул Хёбу Тисака выслушав рассказ Хаято, примчавшегося сломя голову из старой столицы. При этом своими глазами навыкате, в которых горело пламя, он так и сверлил собеседника. Лицо Хёбу напомнило Хаято старую маску, которую ему как-то довелось видеть в Киото в одной лавке бутафорских принадлежностей, притулившейся в глухом переулке. То было поистине удивительное произведение искусства: лицо, на первый взгляд, было незамысловатое, все очерченное жесткими линиями, но, если присмотреться, в нем читалась безграничная скрытая энергия, которая не могла не впечатлять.
Вот и сейчас каменное выражение постепенно сошло с лица Хёбу, жесткие линии смягчились, только глаза еще некоторое время горели странным блеском, так что казалось, будто во время разговора он все что-то высматривает вдали. Расспрашивал Хёбу обо всем подробно, задавая один за другим короткие вопросы: когда отправился из Киото? В каком месте обогнал Оиси? Сколько человек с ним было? Похоже ли было, что они торопятся?
Хаято рассказал все, что требовалось.
— Значит, если ничего по дороге не случится, в Эдо они должны прибыть послезавтра к вечеру, так? Сегодня заночуют в Одаваре, завтра в Канагаве… Да, послезавтра к вечеру. Верно?
— Будем считать, что так.
— Ну-ну! — кивнул Хёбу и ухмыльнулся, — Стало быть, послезавтра я смогу сам впервые лицезреть его милость Кураноскэ Оиси!
Однако Хаято все еще не мог взять в толк:
— Для чего же все-таки Оиси прибывает в Эдо?
— Ну, это уж не нам знать! — добродушно усмехнулся Хёбу. — Мне он не докладывал.
— Но если верить слухам…
— Насчет того, что они именно сейчас решили нанести удар и отомстить? Нет, не думаю, что Оиси явился с этой целью. Правда, его визит, возможно, имеет отношение к планам мести. Так что терять бдительность не следует. Кроме того, пока молва сама собой не разнесется, болтать об этом лишнее не стоит. Когда уж будем знать наверняка… А пока лучше ни о чем таком не распространяться.
— Слушаюсь, ваша милость.
— Ладно, ладно, потрудился ты на совесть.
Можешь теперь спокойно отдыхать.
Отпустив Хаято, Хёбу немедленно кликнул адъютанта и велел пригласить для разговора Хэйсити Кобаяси. Сам он тем временем погрузился в раздумья, грея одну руку над угольками жаровни. Когда становилось слишком горячо, просто переворачивал кисть ладонью вверх, даже бровью не поводя при этом. Осеннее солнце бросало багряный отблеск на вощеную бумагу окна. Комната была объята безмолвием.
— Небось не провороним! — вновь и вновь повторял про себя Хёбу.
Как ни верти, а шила в мешке не утаишь — скоро молва о том, что Кураноскэ Оиси пожаловал в Эдо, разнесется по городу, подогреет любопытство толпы, и тогда повсюду еще больше будут толковать о том, что ронины из Ако готовы вот-вот нанести удар. Может, это и неплохо… Не только Кира, но и многие вплоть до самого сёгуна окажутся вовлеченными в этот вихрь слухов. Вот ведь что было скверно!.. Хотя для его светлости Киры и было, видимо, весьма полезно осуществить без помех свой план, сдав властям старую усадьбу в пределах замковых укреплений в обмен на новую, однако действия, предпринятые в этом направлении нынешней осенью его высочеством сёгуном, были для Киры чрезвычайно неблагоприятны. Дело в том, что пожалованная его высочеством новая усадьба — бывшее подворье Нобориноскэ Мацудайры — находилась в районе Хондзё, в квартале Мацудзака. Поговаривали, что выбор пал на эту усадьбу — из всех имевшихся в распоряжении властей — не случайно, а был подсказан фракцией поднимающих головы противников Янагисавы, стремившихся ограничить произвол всесильного фаворита. Передавали даже, что сам сёгун при этом сказал: «Там им легче будет разделаться с Кодзукэноскэ!» После такого Кира, естественно, пуще прежнего ударился в панику.