Закрыв окно, Ёгоро направился к входной двери. Он был доволен произведенным эффектом — противники, как видно, не ожидали, что им откроют.
Отодвинув засов, он поднял щеколду. К радости четверых пришельцев, уже предвкушавших жестокий допрос с пристрастием, прямо перед их замутненными хмелем глазами тяжелый внешний щит двери сдвинулся, но не более, чем на сяку, и в проеме на мгновение мелькнула фигура галантерейщика Дзэмбэя. В тот же миг сквозь щель выплеснулось что-то белое и прозрачное. Все четверо отшатнулись, но горячая вода из грелки успела попасть в лицо стоявшему впереди, а остальным троим — на капюшоны и на одежду.
Завопив от неожиданности и боли, они принялись бешено колотить в дверь, которая немедленно захлопнулась.
— Ах ты, негодяй! — орали охранники, но было поздно: Ёгоро уже опустил на место щеколду и задвинул засов, пока незадачливые охотники барабанили по ставням, пытаясь их проломить.
Крики во дворе усиливались.
— Открывай, мерзавец!
— Открывай, подлец! Раз так, ломаем дверь!
Кто-то побежал в обход дома. Теперь уже колотили изо всех сил не только в парадную дверь, но и в заднюю, что вела в дом со двора. Посреди этого шума и грохота Ёгоро тихонько отворил слуховое окно и выбрался по веревке на крышу. Он слышал, как рухнули внешние щиты задней двери и несколько человек прямо в грязных гэта ринулись обыскивать комнаты.
— Нигде нет!
— Тут слуховое окно распахнуто! — переговарива лись преследователи.
Ёгоро тем временем уже перебрался на соседнюю крышу и теперь примеривался, где бы спрыгнуть на землю. Высыпавшие во двор преследователи заметили его силуэт на фоне холодного звездного неба и бросились в погоню, но догнать беглеца у них уже не оставалось шансов — он был слишком далеко.
Придя в себя после изрядной встряски, Ёгоро знакомыми проулками выбрался к временному жилищу Ясубэя, где уже побывал нынче днем, и постучал в ворота. На недоуменный вопрос вышедшего к нему навстречу хозяина ответ был краток:
— Они меня достали!
Затем, посмеиваясь, он рассказал все по порядку.
— Да, но что же теперь будет с Маэбарой? — нахмурившись, сказал Ясубэй.
И в самом деле, Исукэ не зря первым проведал о грозящей опасности и всех их предупредил — разумеется, теперь та же опасность угрожала ему самому.
Оба приятеля встревожились не на шутку.
Утро было такое ясное, что сквозь прозрачный осенний воздух видно было далеко-далеко, до самого горизонта. Когда Ясубэй Хорибэ и Ёгоро Кандзаки добрались до лавки Исукэ в Хондзё, на улице было уже совсем светло, но двери и ставни в доме были плотно закрыты. Друзья еще больше обеспокоились. Проникнув в дом через маленькую запасную дверцу, они в слабом свете, пробивавшемся от черного хода, узрели картину страшного разорения. Сёдзи были разломаны и повалены, мешки с рисом, предназначенные для продажи, распороты, рис из бочек высыпан на земляной пол. Было совершенно очевидно, что здесь свирепствовали погромщики.
Ёгоро на всякий случай окликнул хозяина, никак не чая его застать, но Исукэ вдруг предстал перед ними, выбравшись откуда-то из глубины дома.
— Что случилось?! — воскликнули оба приятеля в один голос и тут вдруг одновременно заметили, что у Исукэ от бритого лба к уху тянется свежий лиловый рубец.
Исукэ только молча ухмыльнулся. Этой ухмылкой он словно хотел показать, что ему все нипочем, но оттого, что на голове у него красовалась ужасная рана, ухмылка получилась слишком зловещая.
— Да что уж… В общем, так вот, — только и
проронил он.
— Когда ж это тебя? — спросил Ёгоро, скрипнув от ярости зубами.
— Накануне вечером — перед тем как я тебе послал то письмо, — ответил Исукэ.
Ёгоро был глубоко тронут тем, что Исукэ после таких злоключений не захотел ничего сообщить о своем состоянии в письме. Тут молчавший доселе Ясубэй впервые задал вопрос.
— Как же все произошло? Ну-ка выкладывай!
Исукэ кратко поведал, как его заманили в ловушку в усадьбу Киры, там пытали, потом отпустили, а на следующий день трое ворвались к нему в лавку, требовали, чтобы он убирался отсюда, буйствовали и так все разгромили, что лавку открыть было уже невозможно. Потом ушли.
— Значит, они тебя хотели отсюда спровадить?
— Ну, поскольку не убили, то, наверное, так, — улыбнулся Исукэ. — Но я еще здесь и переезжать не собираюсь!
— Однако ж если они разнюхали твое настоящее имя…
— Да наплевать! То было раньше, а теперь, может, я решил все в жизни изменить — только и разговору-то. Вряд ли у них хватит духу, чтобы каждый день ко мне врываться и так бесчинствовать. Все-таки люди вокруг… Будь вы хоть из клана Уэсуги с доходом в сто пятьдесят тысяч коку, а нарушать законы, установленные сёгуном, и учинять погромы никому не дозволено. Так что я тут остаюсь. Буду торговать себе помаленьку и за этими молодчиками присматривать.
В словах Исукэ читалась решимость не поддаваться на угрозы и насилие, но в то же время чувство валось, что ему нанесено тяжкое оскорбление. Ясубэй и Ёгоро, переживая за товарища, в негодо вании молчали. Конечно, ничего удивительного не было в том, что союзники их врага нанесли удар, но оправдать действия охранников Уэсуги, попирающих законы самурайской чести, было невозможно.
Когда к ним вернулась наконец ясность мысли, Ясубэй, намереваясь успокоить Исукэ, доброжелательно сказал:
— А может, ладно, чего уж там? Смирись…
— Смириться?! — Исукэ, который, сидел с непоколебимым видом и не боялся, казалось, ни стрелы, ни пули, вдруг словно сложился пополам, рванувшись вперед, и, помрачнев, решительно выдохнул:
— Смириться?! Никогда! Пусть меня избивают, топчут, — наплевать! Я и боли-то не чувствую, мне от того ни жарко, ни холодно. Раз они меня убивать не собираются, я отсюда не уйду и баста! Что бы там кто ни думал, а прежде всего я ведь терплю за товарищей, ради общего нашего дела!
— Что ж, может оно так и надо… Ясубэй и Ёгоро
снова почувствовали за словами Исукэ крепкую, как сталь, волю — но при этом они не могли не тревожиться за товарища, которого отчаянная храбрость того и гляди заведет неведомо куда.
— Ты ведь мог бы и в другом месте быть нам полезен, — сказал Ясубэй. — Нет особой необходимости защищать этот дом до последнего. Во-первых, торговля у тебя теперь едва ли заладится… Как твой приказчик-то?
— Сбежал.
— Вот тебе и раз! Ясубэй и Ёгоро, огорошенные таким известием, расхохотались. Исукэ и сам рассмеялся, состроив мину, которая, видимо, должна была означать, что с этим ничего не поделаешь.
— Так тебе ж, небось, без подручного тяжеленько придется? — не в силах унять смех, сказал Ёгоро.
— Вот еще! Может, и к лучшему, что он сбежал. Я и сам отлично справляюсь.
— Ну, молодчина! — уважительно пробормотал себе под нос Ясубэй и, внезапно спохватившись, откланялся, объяснив, что ему надо срочно наведаться к отцу в усадьбу, а Ёгоро велел оставаться.
Поскольку было известно, что старый Яхэй недавно слег от удара, друзья нисколько не удивились, решив, что Ясубэй просто отправился проведать отца. Около часа спустя кто-то зашел в дом через парадную. Выглянув на шум, Исукэ и Ёгоро онемели от изумления: перед ними стоял наряженный купцом здоровенный детина, в улыбающейся физиономии которого они без труда опознали Ясубэя.
— Цирковое переодевание! — пожал тот плечами, объясняя свое внезапное превращение, и расхохотался.
Прическа изменилась на купеческий узел, к этому добавился полосатый купеческий халат — чересчур короткий и с кургузыми рукавами, что, в сочетании со всем прочим, придавало фигуре весьма комичный вид. Однако Исукэ и Ёгоро даже не могли от души посмеяться, оглядывая Ясубэя со всех сторон.
— Ты что затеял? — спросил Исукэ.
— Да вот, с сегодняшнего дня буду работать в этом доме приказчиком, — как ни в чем не бывало ответствовал Ясубэй, одергивая рукава.
— Шутишь?! — воскликнул Исукэ.
Ёгоро тоже страшно удивился, впервые уразумев, что у Ясубэя на уме.
— Отчего же? Я вполне серьезно. Пусть думают, что ты вместо сбежавшего приказчика нанял другого, поздоровее. Чтобы он, если понадобится, и сторожем поработал. Кто ж виноват, если этот сторож окажется не слишком робким и сговорчивым — может, в отличие от хозяина, дать волю рукам! — и Ясубэй внушительно похлопал себя по бугрящимся округлым холмам мускулов.