— Скорее во внутренние покои! — крикнул Коуэмон.
Да, надо было спешить во внутренние покои, чтобы не упустить Киру. Все трое рванулись вперед.
Внезапно откуда-то из темноты коридора сверкнуло острие копья. Коуэмон, получив удар копьем в бедро, пошатнулся, но его прикрыли подоспевшие товарищи, и они вместе продолжали упорно пробиваться во внутренние покои. Охранник с копьем, только что ранивший Коуэмона, яростно отбивался, но Тадасити и Сукээмон продолжали его теснить, пока не сломили сопротивление врага, который в конце концов позорно бежал, бросив оружие.
Но тут перед ронинами появился новый противник. Бесстрашно и непоколебимо встав у них на пути, он назвал свое имя: «Хэйсити Кобаяси».
Одновременно воздух прочертили лезвия двух мечей. Выпад Тадасити был парирован с необычайной силой и мастерством. Тадасити сполз на пол, отброшенный к деревянному щиту у стены. Однако когда Хэйсити уже занес меч для нового удара, Сукээмон, забежав сбоку, отвел клинок в сторону.
— Силен, бродяга! — выдохнул Тадасити, подни-
маясь на ноги.
Посреди испуганных воплей служанок и грохота разбивающейся посуды в этом чудовищном гомоне на мгновение образовался островок безмолвия. Только по лязгу мечей можно было понять, что бойцы прощупывают друг друга, пытаясь определить, насколько опасен противник.
— А ну-ка! — вскричал Магодаю Окуда, бросаясь в бой.
Окуда изучал искусство фехтования у Гэнтадзаэмона Хориути и слыл вместе с Ясубэем Хорибэ среди ронинов изрядным мастером своего дела. Рукоять его большого меча, сделанная из крепчайшего дуба длиной в один сяку семь сунов, была украшена стальной гардой. Клинок Магодаю со свистом метнулся прямо под руку Хэйсити Кобаяси, но тот, уклонившись, парировал удар и контратаковал. Из глубины дома, толкаясь в узком коридоре, с топотом бежали еще охранники. Однако для Хэйсити ничего хорошего в этом не было, потому что он потерял свободу маневра.
Оценив ситуацию, Хэйсити пинком выбил наружу щит внешней ставни. Теперь сквозь пролом проникал яркий лунный свет, озаряя кровавую схватку.
— Копья! Где копья?! — крикнул Хэйсити.
Вероятно, он звал своих людей, хорошо владеющих копьем. Ронинам было известно, что такие мастера среди охранников имеются, но сейчас, как на грех, они, должно быть, не слышали призыва своего командира.
Тем временем ронины выбили еще один деревянный щит, очистив пространство, чтобы атаковать всем сообща. Смертельная схватка с новой силой закипела в проломе, залитом мертвенным лунным сияньем.
Охранники во главе с Хэйсити Кобаяси сражались храбро и умело. Несколько минут мечи мелькали, как молнии с обеих сторон, и каждый раз то один, то двое бойцов тяжело валились на осененный лунными бликами снег. Впрочем, больше потерь было все же со стороны защитников усадьбы. Они не ожидали нападения нынешней ночью — поэтому были в основном без доспехов, да к тому же и вооружены чем попало. Застигнутые врасплох, они только успели схватить меч и выбежали как были, в спальных халатах. Хэйсити рубился отчаянно, продолжая защищаться искусно и упорно, то и дело перехватывая при этом заново рукоять меча, скользкую от крови и пота. Тройка ронинов, атаковавшая его, ничего не могла поделать с храбрецом, бившимся не на жизнь, а на смерть. Как только они пытались пробиться в комнату, перед ними, словно утес, вырастал Кобаяси — и ударившись об утес, они вынуждены были снова отступать. По тому, как ожесточенно сопротивлялись рядом другие охранники, можно было догадаться, насколько они надеются на своего предводителя и верят его силы. Если с ним справиться не удастся… Взоры
ронинов были прикованы к Хэйсити.
Внезапно в ситуации наметилась перемена. Все началось с того, что над головами охранников просвистели две стрелы, пущенные со двора в глубину дома. Кто-то скатился с помоста и рухнул во двор. Из спины у него торчало древко стрелы, и оперение искрилось в лунных бликах. Это Тодзаэмон Хаями и Ёгоро Кандзаки из отряда, пробивавшегося в дом от садового входа, взялись за малые луки, решив помочь изнемогавшим в бою друзьям.
Ряды противника дрогнули и смешались. Решив, что их час настал, ронины, размахивая мечами, бросились на врага и смяли оборону.
— Отходите! — крикнул Хэйсити.
Сам он при этом снова, собравшись с силами, грудью отважно встретил атакующих, прикрывая своих людей, которые отступали в глубину дома. Магодаю Окуда, оставив случайного противника, решил бросить вызов несгибаемому смельчаку.
Отведя в сторону клинок, Хэйсити поднял взгляд на Магодаю. Луч луны высветил легкую усмешку у него на устах.
— Я Магодаю Сигэмори Окуда, — назвал себя ронин.
Не представиться он не мог — Хэйсити Кобаяси окружала какая-то особая аура, невольно внушавшая уважение.
— Хэйсити Кобаяси, — с усмешкой тихо промолвил самурай.
В этот краткий миг перед его мысленным взором предстало печальное лицо Хёбу Тисаки, пребывающего сейчас в Ёнэдзаве. Хэйсити почувствовал, как вскипает в крови отвага. Хотя где-то в глубине души и затаилось холодное отчаяние, грудь полнилась удивительным грандиозным ощущением — будто вся Вселенная открывалась перед ним.
Бряцание мечей в соседней усадьбе прервало ночной отдых хатамото Тикары Цутия. Он быстро прогнал остатки сна и прислушался, но напрягать слух особо не пришлось. Шум схватки явственно доносился из-за ограды — дрались совсем рядом.
— Ягоэмон! — строго окликнул хатамото.
Порученец немедленно явился на зов.
— Похоже, что ронины из Ако штурмуют усадьбу Киры. Ступай поскорее, надо наше подворье укрепить хорошенько.
— Слушаюсь! — отвечал порученец.
Тем временем Тикара Цутия сменил ночной халат на кимоно, надел шаровары и, прихватив длинную пику, вышел на галерею.
Внешние щиты-амадо один за другим со скрипом были отодвинуты. Лунный свет заполнил галерею. Снаружи лежал заснеженный сад в холодных серебристых отсветах. Белесый пар от дыхания клубился в студеном предрассветном воздухе. Цутия видел, как, выбежав из дому, споро рассыпались по саду его вассалы. Он посветил фонарем под ноги, надел гэта для прогулок по
саду и спустился на снег.
— Если оттуда какие-нибудь трусы будут лезть сюда через ограду, вытолкнуть обратно! — решительно приказал он, мотнув головой. — Даже если это будет сам Кира или его сынок, — никому спуска не давать!
Слуга принес походное кресло, расставил в саду и протер широким рукавом кимоно с цветочным узором. Отдав слуге пику и держа одну руку за пазухой, Цутия уселся в кресло. Взгляд его блуждал по припорошенной снегом черной ограде, через которую не так давно перебрался Кохэйта Мори. Самураи зажгли фонари на шестах, вокруг стало светло и снег в саду ярко заискрился. Вассалы знали, какие чувства обуревают сейчас их господина…
Из-за ограды, волнуя сердца, доносился лязг мечей и звучали воинственные кличи. Самураи, расположившись двумя рядами справа и слева от своего сюзерена, с нетерпением ждали исхода схватки.
С той стороны изгороди послышались шаги — и в глазах ожидающих самураев вспыхнул огонек. Однако выяснилось, что явилась делегация от ронинов в составе Соэмона Хары, Дзюная Онодэры и Гэнгоэмона Катаоки. Завидев фонари меж заснеженных ветвей сосен, они поспешили с приветствием и объяснениями.
— Мы бывшие вассалы рода Асано из Ако. Вторглись сейчас в эту усадьбу с единственной целью утолить неизбывную скорбь и упокоить за гробом дух нашего господина, — хриплым голосом с достоинством пояснил Дзюнай.
— Подворью вашей светлости мы никакого ущерба не причиним. Ежели самураи обоюдно будут блюсти законы чести, беспокоиться вашей светлости не о чем, не извольте сомневаться, — учтиво продолжил Соэмон.
Разумеется, Тикара Цутия на эти слова ничего не ответил и ничем не выдал своих чувств. Он даже не пошевелился — только глаза горели на бледном лице, да поджатые губы вытянулись в нитку. Его вассалы тоже не проронили ни звука. Никто даже не кашлянул.