— «Наверное, что вот это блядство было… это потому, что неудобно с непривычки в шляпе-то спать, да»— бальзамическая, успокаивающая мысль была радостно встречена Шишкарем. Стало казаться, что день может быть и не таким плохим, как казалось ранее.
Как только Шишкарь вылез из окопа, его внимание привлек странный треск. Повернув голову, он увидел Мочегона, который стоял у ствола ближайшей к Точке ели и грыз её кору. Некоторое время Мочегон продолжал свое странное занятие, но заметив Шишкаря, тут же оторвался от ствола.
— «Чё надо?»— чёрные губы Мочегона были перепачканы смолой и усеяны мелкими облаками коры.
— «Дааа, я так… это… знаешь, бывает, что всякая хуйня там снится, потом отойти не можешь долго… вот бывает у тебя такое, нет?»— Шишкарю хотелось поговорить о своих снах, о них ему напомнила смола на пасти Белого Пса — в глазах Чёрного Пса она приобрела странное сходство с той гарью, которую оставили канцерогенные сны внутри него.
— «Да с такой, блядь, вот хуерагой на башне еще и не то сниться будет, нахуй! Ха-ха-ха-ха»— рассмеялся Мочегон. Надо сказать, что смех Мочегона был всегда сопряжен с несколько мучительным выражением его морды. Казалось, будто бы при смехе внутри Белого Пса что-то рвется (Несшитые края раны выхода).
— «Ну вот почему ты по нормальному общаться не можешь, почему вечно какая-то хуйня должна быть, какая-то мозгоёбка, угрозы?»— Шишкарь был раздосадован отсутствием эмпатии.
Морда Мочегона резко приняла серьезно-злой вид.
— «Ты бодрый, да? Тебя развлечь немного, терпила?»-
Шишкарь немного испугался — несмотря на жизнь, полную различных драк, псу явно не хотелось вступать в драку с Мочегоном. Надо было хорошо поискать того, кому бы хотелось подраться с Мочегоном.
— «Заткнитесь»— раздалось скрипучее гавканье Хренуса.
Обернувшись, Мочегон и Шишкарь увидели Серого Пса, стоявшего на краю окопа. У Хренуса был крайне помятый и отчасти нездоровый вид.
— «Хренус, неважно выглядишь»— протянул Шишкарь
— «Хуйня. Кошмары снились, так… глупости…»— Хренус неловко полуспустился-полускатился с края окопа, чуть не упав в конце.
— «Блядь, Хренус, а хуле тебе-то, а? Да ты же без этой хуйни, блядь, шляпы пока? Или вы там половым путём эту хуетень друг другу ночью передали? Заднеприводная эстафета!»— Мочегон залился очередным приступом смеха.
— «Нахуй иди»— рявкнул Хренус. Его глаза, до этого заплывшие и прищуренные, раскрылись, и в пожелтевших белках снова появились вечно тлеющая злоба, кислота, обида, меланхолия, железные трубы и кирпичные кладки освежёванных домов индустриальных кварталов.
Мочегон как-то странно качнулся, мотнул головой, его глаза как будто погасли, а пасть начала по-стариковски дергаться:
— «Вы блядь хуи безродные, безбородые, я был на коряге лесной, вся братия со мной… Там я попал в щит, этот, продавщицей, а потом по асфальту, да, нахуй идите суки ебаные, ебал вас, блядь всех сук ебал, в пасти вам спускал… на малых домиках…каких-то непонятных, желтоватых…халупа, блядь, залупа, спичка невнятная…»-
Хренус злобно харкнул в траву. Ввиду многочисленных травм головы, полученных Мочегоном в ходе его разбойничьей карьеры, у того наблюдался ряд странностей в поведении, одной из которых были периодические приступы бредового состояния. Псам так и не удалось разгадать, что провоцирует эти приступы, но их очевидным плюсом был тот факт, что Мочегон, в обычном своем состоянии обладавший тяжёлым и нестабильным характером, в такие моменты превращался как бы в телевизор, который выступал исключительно источником внешнего шума, но никоим образом не мог воздействовать на других и не требовал к себе внимания. Все члены стаи находили такую форму помешательства крайне удобной. Некоторым из них даже хотелось, чтобы Мочегон всё время находился в таком состоянии и временно «выключался» из своего «телевизионного режима», только когда его участие требовалось в каком-либо деле.
Шишкарь, повернулся к Хренусу.
— «Хренус… эт самое, когда погоним к ферме-то?»-
— «Вечером»— Хренус поморщился и сел на землю — «Блядство, из головы эта херня не выходит. Подожди»-
— Пауза-
— «Ты понял, про какую ферму он говорил?»-
Шишкарь давно, а может даже и никогда, не видел Хренуса таким несобранным. Видения, воздействовавшие на Серого Пса, должны были быть крайне жуткими, чтобы так дезориентировать последнего.
— «Ты рождался, блядь, ты рождался нахуй, где рождался блядь, блядь, рожденный нахуй, я не рождался, пока ты не родился, блядь»-