Телега меж тем гулко прогрохотала по ребристой, сверкающей первозданной чистотой поверхности стального моста, перекинутого еще Неведомыми Предками через Бездонье, и съехала уже на землю Рось-домена. Стражники на родной стороне, Гоголь с Моголем, неприступные и важные лицом на службе, знавшие Выжигу давно и не раз вкушавшие с ним брагу за его счет, сурово пошевелили уставными усами и кивнули, пропуская торгаша, как и положено, беспрепятственно. Остановив коняг, Выжига устало соскочил наземь и бросил поводья услужливо подскочившему Скальцу.
— Держи, песий хвост! Бери да гони домой, вражья душа!
— Ай-ай, ты чего ругаешься словами такими нехорошими? — покачал головой Красавчик, скрывая за развязной ухмылкой несказанное облегчение, когда заметил, что Благуши в телеге уже нет. — Я ж тебя не заставлял, разогни коромысло, верно? Ты ж сам с усами, не малый хлопец уже...
— Вот я тебе сейчас усы и повыдергиваю, песий хвост... — буркнул Выжига. — А заодно и бороденку твою куцую.
— Шуточки у тебя, братан. — Скалец на всякий случай отодвинулся на шаг — кулак у осерчавшего Выжиги бывал весьма тяжек, как неоднократно пришлось убедиться еще в долгие годы босоногого детства.
— Ты тоже хорош. — Выжига сердито ударил кнутовищем по сапогу, зыркнул ханыгой. — Не подлил бы сонника в бокал Благуше, песий хвост, соревновались бы сейчас по-честному!
— А тебе это надо?
— Надо — не надо, я тебя не просил! — огрызнулся Выжига, повышая голос. — Тоже мне, выискался тут знаток душ человечьих! И с чего это тебе-то обо мне такая забота?
— Ну, друган я тебе али не друган, разогни коромысло? На мой взгляд, ты с Милкой в паре лучше смотришься. И потом, братец я тебе али не братец?
— Двоюродный, — сказал торгаш, как плюнул.
— Да хоть бы и троюродный! — деланно обиделся Красавчик. — Братец же, разогни коромысло!
Но Выжига уже не слушал — всучив кнут Скальцу, он подхватил с телеги заранее припасенную котомку со всем необходимым в пути, пристроил ее за плечами да с каким-то обреченным видом махнул рукой:
— Нашим все сам объяснишь. А я пошел. Пора уж. До встречи, песий хвост...
— Погоди! На вот, возьми. — Скалец вытянул из кармана штанцов черную пляжку размером в пол-ладони и протянул Выжиге.
— Сонник? — смекнув, нахмурился слав.
— Он самый, разогни коромысло. Бери, пригодится еще!
— И откуда у тебя такие доходы — подозрительно осведомился Выжига. — Ты же ленив, как...
— Да ладно, ладно тебе! Не бери в голову, бери в руки и топай, время уже!
— Благодарить не буду, — сухо сказал Выжига, пряча пляжку в карман армяка. — Все, до встречи.
— Как пожелаешь, братец, — ничуть не смутившись, белозубо осклабился Скалец. — А только зря ты на меня лаешься! Я ж добра тебе желаю!
Хлопнув Выжигу ладонью по плечу, Красавчик ловко запрыгнул на телегу и, хлестнув коняг, лихо рванул с места. Развевающаяся белая рубаха плута понеслась в ночи над землей, аки привидение с погоста. А Выжига, развернувшись кругом, в третий раз за эти сутки заплатил мостовую пошлину молча, но заинтересованно взирающим на происходящее стражникам-дармоедам и снова перешел по Раздраю в Простор-домен. Теперь, естественно, не препятствовали манги, но один счел нужным обеспокоиться:
— Ты что надумал, слав? Сейчас смещение будет.
— Да я здесь остаюсь, — проворчал Выжига. — По делам.
— А-а, ну смотри.
Стражники потеряли интерес.
Торгаш проковылял вправо от Раздрая, мимо начального вехового олдя, оба каменных лица которого, развернутые в разные стороны и соединенные между собой затылками, сверлили проходящих грозно-вопрошающим взглядом ярко горящих в ночи обсидиановых глаз. Типа: а достоин ли ты, человече, стоять перед моими очами? А не натворил ли чего предосудительного? Хмуро косясь на двуликую статую, Выжига отошел шагов на десять в сторонку и встал перед Бездоньем, возле самого Края, чтобы дождаться полуночи.
Да и задумался невольно.
Загадочная штука это Бездонье. Ширина его во всех доменах одинакова — тридцать шагов, а глубина непостижима — там, далеко внизу всегда клубится тяжелый белесый туман, скрывающий дно. В Бездонье невозможно упасть. Швырни камешек — и с такой же силой он вернется обратно, отброшенный незримой стеной, растущей над Краями. Потому и преодолеть-перейти Бездонье можно только по Раздрай-Мосту. Но самым загадочным было то, что, даже ежели встать ночью около пропасти и смотреть на ту сторону, в соседствующий домен, не моргая (хоть прутиками веки подопри), смещения все равно не увидишь. Многие пробовали. Едва наступит полночь — перед глазами все поплывет, затуманится, а когда очухаешься, то по ту сторону бездны будет уже другой домен, другой кон. Никто не знает, как и почему это происходит. Просто таковы законы мироздания Универсума, непостижимые и неподвластные простому человеческому разуму.
Наручная клепсидра показывала, что полночь вот-вот наступит. Время от времени, погруженный в невеселые размышления, Выжига слегка встряхивал прозрачную чашку с запаянным донцем, прихваченную к запястью тонким ремешком и обращенную выпуклой стороной вверх, чтобы сонная клепсидра не забывала о своих немудреных обязанностях. Ящерка в ответ слабо плескалась в водице и тыкалась мордочкой в текущую временную метку.
Ночная тишина была столь полной, что слабый шелест пришедшего в движение Раздрая заставил его вздрогнуть. Выжига резко вскинул голову. Разделившись точно посередке, половинки широкого стального полотна поползли, исчезая, каждый в своем Крае. Все, клепсидру можно оставить в покое, пусть дрыхнет. Теперь уже совсем чуть осталось. Как только Мост втянется сам в себя полностью, так...
Вдруг навалилось беспамятье, затуманило очи, и облегченно вздохнул Выжига, поняв, что сместились-таки домены, ушел его родной Рось-домен неизвестно на какую Грань Универсума. Теперь ни у него, ни у Благуши не осталось иного выбора, как начать Отказную гонку.
Спустя десять минут, проходя мимо леска, где был оставлен Благуша, Выжига невольно ускорил шаг — давали знать о себе проклятущие угрызения совести. Лишь увидев светлеющий в ночи под яркими звездами огромный купол Станции, он сумел-таки выбросить сожаление по поводу содеянного из головы и перевести мысли на предстоящее.