— Лады.
Весьма довольные друг другом, они звонко хлопнули по рукам и разошлись.
Благуша решительно направился в торговые ряды кона, легко раздвигая суетившийся народ широкими плечами, а когда высмотрел нужный розничный прилавок, свернул и протолкался к нему сквозь толпу галдящих покупателей. Здесь, почти не торгуясь, он купил берестяной туесок величиной с два кулака, с кубиком суточного долгольда внутри, а на соседнем прилавке — кое-какую нехитрую снедь в дорогу да и котомку присмотрел, чтобы все это добро разместить. Затем занялся поисками новой одежки, очень уж сильно от него разило... утренним подарком Обормота. Армяк любимого, красного цвета отыскался быстро, не новый, правда, в отличие от испорченного, и без золоченой вышивки, но еще добротный, целый, причем недорого, что сейчас было особенно важно, а с рубахой и вовсе проблем не возникло — рубахи у торговца имелись всех цветов и размеров. Благуша выбрал алую. Штанцы менять не стал, во-первых, на них не попало, во-вторых, они у него были моднючие аж страсть — плисовые штанцы синего колера. В свое время он за них прилично отвалил бабок — больно уж фартово смотрелись, как у жениха. Тут же у продавца за прилавком и переоделся, спихнув ему подпорченную одежку за скидку на обнову.
В последний раз глянув через Бездонье на снежный кон — шумящих, спорящих мирян там было не меньше, чем на его стороне, слав невольно задержал внимание на необычно большом и дородном для его народа нанке в роскошной шубе из удивительно красивого палевого меха — меха юрсема, — важно и неторопливо рассекавшем собой толпу, слово нож масло. Присмотревшись Благуша узнал в нем Сдельного Пахана — Лук Ян Ко, который, как самый богатый человек среди торгашей, вполне мог себе позволить роскошь вроде этой шубы. Ведь юрсемы, небольшие пушистые зверюшки размером с домашних кошар, когда-то водившиеся во всех доменах, ныне стали большой редкостью из-за своей удивительной доверчивости к человеку, в частности к охотнику. И понятное дело, цена на их мех давно стала прямо-таки занебесной. Большой знатный нанк остановился возле пограничного олдя, где в данный момент собрались все старейшины торгового кона с обоих доменов для обсуждения общих торговых проблем, и басовито принялся о чем-то с ними рядиться. Благуша не разобрал, далековато было. Старейшины в ответ закивали, то ли в самом деле согласные с ним, то ли просто не осмеливаясь спорить с самим Паханом. А тот, завершив короткую речь, щедро отхлебнул из поданного ему подбежавшим мальцом огромного кубка с дымящимся напитком и пустил его по кругу.
Спохватившись, слав закинул котомку за плечи и заторопился к выходу из торговых рядов. С удовольствием бы поглазел и послушал дальше, но, увы, некогда. Сегодняшнему кону было суждено отшуметь без него.
Спустя некоторое время в компании с Обормотом он уже пылил на попутной телеге к Станции. Обормот беззаботно трепался о чем придется, не забыв смущенно похвалить обновку, а слав был задумчив и молчалив. Никогда еще ему не доводилось попадать в столь отчаянно сложную ситуацию. Ничего, еще не все потеряно. Успеет... Наверстает... Почти три дня в запасе... так просто он не сдастся, оторви и выбрось, и все тут!
В сердце кипело возмущение, требуя немедленной расплаты, но умом Благуша понимал, что до этого еще ох как далеко. Ничего, Выжига! Отольются тебе горькие слезки, бывший друган, полной чашей отольются, посмотрим еще, кто на Милке женится.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
где Благуша воспользовался не тем, чем хотел, а тем, что было
Наш страх — это источник храбрости для наших врагов.
Оказавшись под куполом Станции, свежеиспеченные приятели сразу направились к загону для строфокамилов, но, мимоходом обнаружив на стене трактира вантедную доску, которой вчера еще не было, сообщавшую, что в розыск объявлена ватага Рыжих, любознательный по натуре Благуша не устоял перед искушением. Хотя следовало поторапливаться, он остановился и всмотрелся в вантедку — доску, словно блюда праздничный стол, украшали хитрые и гнусные рожи бандюков, явно воспроизведенные талантливым художником. Под каждым портретом было написано имя, особые приметы и родовой матюгальник, последний — как самый верный опознавательный знак. Сгорая от любопытства, Благуша бегло просмотрел все: Хитрун — «кровь из носу», огромный рост, жуткая сила, владеет всеми видами холодного оружия; Жила — «усохни корень», худощавый, виртуозно управляется с арканом; Ухмыл — «усы узлом», коренастый, широкоплечий, на левой щеке шрам от виска до подбородка, прилично играет на балабойке; Пивень — «плисовые штанцы», худой, жилистый, голос необычайно басистый; Буян — «пся крев», рост средний, телосложение среднее, обладает бешеным нравом. Прочитав же, снова перевел взгляд на преступные лица. Судя по внешности — чистейшей водицы жители домена Крайн, и имена вполне соответствующие бандюкам. Особенно хорошо выписан оказался ватаман Хитрун, словно художник лично знал его в лицо, — гнусная испитая харя с рыжими усищами шире плеч, с торчащими во все стороны рыжими же патлами так и сверлила с портрета крошечными злыми глазками, заставляя с невольной дрожью отвести взгляд. Не дай судьба встретиться с таким на узенькой дорожке.. Благуша зябко передернул плечами, покосился на спутника — кряжистого, внушительного своим видом Обормота, тоже изучавшего вантедку, с сияющей начищенным лезвием алебардой в правой руке, и сразу успокоился. Ничего, пока такие вот «обормоты» исправно делают свое дело, простой люд под надежной защитой!
— Бочонок бабок за поимку каждого бандюка, — восхищенно молвил Обормот, дочитав объявление и по привычке стукнув алебардой в пол. — А за ватамана — так все два! Вот бы сподобило словить! Ладно, пошли, слав, нечего время зря терять! Бесплодные мечтания, халваш-балваш, не к лицу настоящему мужчине!
Слав удивленно хмыкнул. Заняться поимкой бандюков ему и в голову не пришло, просто любопытно было на их рожи взглянуть и родовые ругательства почитать. Появление вантедки в общественном месте — само по себе событие довольно значительное в жизни мирян, так как нужно очень уж здорово насолить властям, чтобы на ней оказаться. Вот ведь действительно, у кого что болит, тот о том и говорит... Через минуту они были уже возле загона. Прилепившееся к стене купола Станции строение выглядело старым и обшарпанным, лишь кое-где вместо отслуживших досок светлели заплаты из свежего дерева да ворота были явно подновлены. Опередив слава на шаг, Обормот любезно распахнул перед ним калитку в воротах, словно приглашая в свой собственный дом, и Благуше ничего не оставалось, как шагнуть внутрь. Хороший парень этот стражник, оторви и выбрось, надо будет его как-нибудь отблагодарить...