Он возвращается ближе к солнцу, довольный, поглаживает бороду, начинает черкать мягким карандашом «Садко», а я опять бессмысленно уставился на стол. Хороший парень Игорь, и жаль, что не везет ему ни в любви, ни в облигациях, о чем он каждый день напоминает.
В мою сторону идет медленно Максимов, начальник нашего отдела. Надо хоть вид сделать, что работаю. Я опускаю глаза, но явственно чувствую, как он подходит все ближе. Вот еще один шаг, еще один, и он рядом. Сейчас увидит, что я ничего сегодня не делал, и недовольно спросит чуть заикаясь: «Вы сюда дурочку пришли валять?» Но он говорит:
— Что с вами? Больны?
Я вскакиваю:
— Как бык здоров.
Он кладет мне руку на плечо:
— К директору. Он вызывает вас.
Неожиданнейший ход. Непонятный. Это все равно, что сказать, что сам создатель мира решил дать аудиенцию. Хотя, лучше всего и от бога, и от высокого начальства держаться по возможности подальше.
— А зачем к директору вызывают?
— Не знаю. Идите же, не бойтесь…
Я моментально оставляю стол чистым, встаю, иду под рассеянно-внимательные взгляды коллег к выходу. Хлопаю машинально зачем-то по карманам: взял ли шариковую ручку? Затем почему-то бегом мчусь с пятнадцатого на второй этаж, да так, будто за мной гонится трехглавый Цербер. Хотя ведь можно опуститься и на лифте.
Секретарь директора, едва взглянув на мое испуганное лицо, надменно спросила:
— К директору? По какому вопросу?
— Н… н… не знаю…
— Приемные дни по личным вопросам для народа в понедельник с 15 до 17 часов…
— Он меня вызывал, — я киваю на краснокожую дверь.
— Сегодня же не первое апреля. Кто вам сказал?
— Максимов, начальник отдела, где я работаю.
Уж Максимова она-то должна помнить: я машинально вспоминаю, что шеф ко всем праздникам и дням преподносит от имени трудящихся нашего отдела секретарше-сладкоежке коробки конфет.
— Одну минуточку.
Она заходит в кабинет и действительно через минуту (я досчитал до пятидесяти) появляется — улыбка до ушей. Поразительно сочные губы. Какое обаяние! Как это я сразу не заметил? (Надо купить новую зубную пасту!) Когда у меня будет секретарша, она будет именно такой женщиной.
— Пожалуйте…
Я прохожу сквозь двойные двери. В глубине за просторным столом — Сам. Я его только раза два видел. Принимал на работу один из его заместителей.
Директор привстает с кресла:
— Проходите, молодой человек.
Пол в кабинете выложен красивейшим паркетом. Фантастическая текстура. По такому полу надо бы ходить как в музее: я оглядываюсь, нет ли поблизости специальных мягких тапочек. Не видно. Может, туфли снять и в носках? Не пол, а зеркало… Не поцарапать бы.
— Садитесь.
Я выполняю и этот приказ. Куда только руки девать? Директор улыбается, я тоже. Нас разделяет полированный ореховый стол: человек пять-шесть можно усадить для сеанса одновременной игры. Но руки куда?
— Рассказывай.
А что рассказывать, если не знаю, о чем он спрашивает, и поэтому выжидательно молчу. И преданно смотрю ему в глаза. И вдруг озаряет: за то, что сегодня ну ни на грамм не наработал, предложит написать заявление «по собственному желанию».
— Вы сегодня газету не читали?
— Нет, не успел. Я же на работе.
Директор многозначительно протягивает газету. Я быстро ее просматриваю. На четвертой странице, в верхнем правом углу знакомое лицо (я, что ли?) и подпись, что я (конечно, я) — чемпион города по шахматам, не проиграл ни одного тура и далее в мажорном духе.
— Чемпион? — Директор встает, энергично трясет руку. — Ну рассказывай, рассказывай…
— Что… рассказывать?..
— Все подряд и рассказывай. Трудно было?
— Приходилось думать, конечно, не без этого.
— Хорошо сказал: «Приходилось думать». Ты и у нас тогда в гору пойдешь. Думать — это тоже надо уметь! — Директор откинулся на спинку кресла и внимательно, сощурив глаза, смотрел на меня. — Ты что, и у Михаила Матвеевича Кочетова выиграл?
— На тридцать шестом ходу…
— Мда… И не побоялся… Правда, он уже на пенсии, но со многими отцами города он еще на дружеской ноге… Ну ладно. Но один совет: начальство и старость уважай. И у прокурора города выиграл?
— Как его фамилия?
Директор называет.
— Нет, с ним вничью сыграл. В эндшпиле слона упустил, потом свою пешку прозевал, пришлось на ничью соглашаться.
— С прокурором на мировую пойти! И не проиграть, и не выиграть. Умно! Давно у нас?
— Три года.
— И как?
— ?
— Хорошо?
— Очень хорошо. (Надо было ответить: «Превосходно».)