— Много годков-то?
— Мне? — Я как-то сразу, от волнения, наверно, никак и сообразить не могу. — Двадцать… Двадцать… — Так сколько же: двадцать пять или двадцать шесть?
— Женат? — не дождавшись скорого ответа, нетерпеливо задал новый вопрос.
— Нет, но у меня есть невеста, — выпалил я, на этот раз не задумываясь.
Директор написал что-то на листке из блокнота и протянул:
— Мой домашний адрес. Завтра вечером с невестой приходите в гости…
— Не могу…
От такой кощунственной наглости с моей стороны директор не то чтобы замер, хуже: он стал памятником.
— Завтра после работы, — я бросился оправдываться, — я должен к Ерохиной на дачу ехать огород копать. Она просила — я обещал. Она говорит, что муж для диссертации материалы собирает, а у сына — десятый класс, выпускной… А если сегодня?
Молчание. Через три-четыре долгие минуты мраморные плечи ожили, шевельнулись.
— Сегодня? — Он задумался. — Отчего же? Конечно, можно и сегодня… Итак: в восемь ноль-ноль жду вас с Ерошкиной.
— С Ерохиной?
— Она — невеста?
— Чья невеста?
— Ваша!
— Нет, она не наша невеста, нашу Тамарой зовут.
Директор вновь откинулся назад:
— А ты рискованно играешь! Рискованно? Так ли?
— Говорят, что я играю еще и быстро… В эндшпиле особенно, когда потерь много, а фигур на поле немного.
— Быстро? Быстро — не всегда обдуманно…
— Капабланка советует: «Быстро надвигайте также свои пешки. Пешечные концы, как правило, выигрываются путем проведения пешки в ферзя».
— Ну даешь!.. Всего минут десять, как мы общаемся, а ты уже о ферзе заговорил. А потом и в короли захочешь? — и он постучал по подлокотнику своего кожаного кресла. — Ладно. Дома за чаем с домашним печеньем поговорим. Моя жена страсть как любит знаменитостей. Приходите с невестой Тамарой. А теперь работать, — и он решительно хлопнул по пачке газет.
Директор встал с кресла, обошел стол, отечески обнял за плечи, и мы покинули гостеприимный кабинет.
— Полюбуйтесь на молодца! Двадцать лет, а чемпион! Какие у меня орлы растут!
— Я как увидела его, сразу поняла, что это человек тонкого ума.
Какая все-таки милая женщина! У нее и зубы очень хорошие, чистые, белые. (Не забыть про «Про…», про… про… «Поморин».) В столе у меня в верхнем ящике лежат две карамельки «Театральные», какая оплошность, что не прихватил с собой…
Директор дружелюбно протягивает руку!
— Копать много придется?
— В прошлом году за три часа управился. Но поймите: на завтра я обещал! Ерохина очень просила. А когда человек просит — надо помогать…
Директор замер, покосившись на женщину, покачнулся вперед и тихо-тихо сказал:
— Все просьбы — дома… Вечером… Дома поговорим!
Вернуться на пятнадцатый этаж? Но, вспомнив некстати про белые пятна листков и поняв, что опять буду сидеть, мучиться, думать только о Тамаре, побрел к дверцам лифта, чтобы опуститься на первый этаж. Работа? Но ведь я чемпион.
На улице жарко. Кидаю в щель автомата одну копеечку, медленно выпиваю стакан холодной газированной воды. Теперь можно и передохнуть.
В киоске Союзпечати покупаю местную газету. Фотография не исчезла. Неплохо. Пошлю-ка газету друзьям, пусть гордятся однокурсником. И домой надо отправить. А может, телеграммы всем дать? Нет, с портретом лучше.
Беру на рубль еще тридцать три экземпляра. Киоскерша возвращает мне пропитую копеечку (сдачу) и недовольно смотрит на меня. Ах, да… Тридцать три постоянных клиента остались без чтива. Вырезать кусок из всех газет и вернуть? Но… без самого интересного места не возьмут…
Я должен увидеть Тамару. Сегодня. Обязательно… Нет не вечером, а после работы. Нет, и не после работы, а именно сейчас. Сейчас, непременно сей час, сею минуту, секунду… Капабланка говорил: «Никогда не отказывайтесь от какого-нибудь хода только из боязни проиграть. Если вы считаете ход хорошим, делайте его». Я влетаю, пока не раздумал, в таксофон, набираю знакомый номер телефона техникума, где преподает Тамара. Равнодушный женский голос:
— Вам кого?
— Тамару Борисовну. Пожалуйста…
— У нее урок. Это кто? Родитель?
— Да. А звонок…
— …через двадцать минут.
Возле стенда с газетой на противоположной стороне симпатичный пенсионер с авоськой. Я варварски нарушаю правила уличного движения: бегом к нему. И читает старичок четвертую страничку. Я делаю серьезное лицо и становлюсь рядом, но он даже мельком не взглянул на соседа. Смотрю на часы (до конца урока шестнадцать минут) и локтем легонько его задеваю. Напрасно. Покашливаю. Не поворачивается. Кашляю сильнее, пенсионер отодвигается подальше. Кашляю еще сильнее. Старик косится на меня недовольно (почему?) и уходит. Не узнал… А газету как раз на лучшем месте изучал.