Отстранившись, Молли сжала губы в тонкую линию и отвела взгляд куда-то в стену, учащенно моргая, будто бы ей что-то попало в глаз. Тяжело выдохнув, Ригс пробубнила что-то вроде: «Я плачу, когда кончаю»***; взбила руками собственные волосы, прилипшие к влажной шее, и изменила собственной привычке.
- Удивительно, - прошептала она, на мгновение, припадая к губам.
В ней зарождалась мимолетная любопытная симпатия, когда его рука находилась на оголенной пояснице.
Устроившись рядом, она поспешила отвернуться и устремить взгляд в дверной проем, как будто должен был вернуться разъяренный ревнивый муж, которому только что изменили или Иззи с просьбой приготовить что-нибудь. В тишине Молли была бы даже рада переключить внимание на бессмысленную ругань с кем угодно, чтобы только не ощущать напряжение, повисшее в воздухе, которое испытывала лишь она.
Ригс никогда не оставалась на ночь у любовников, а если такое и происходило, то она переключалась на видеоигры под бутылку пива, просмотр глупых телешоу или забавных для кого-то роликов с видеохостинга.
Она и к себе никогда никого не звала, но на это были причины в виде матери, младшей сестры, а затем племянницы. Отвратительно.
Теперь лежа спиной к одному из любовников (имя, которого до сих пор было пятном в памяти (Роберт, верно?)), она не знала, что делать и искренне надеялась, что у него появятся неотложные дела, и он испарится также быстро, как явился к ней на работу пару недель назад. Молли даже пообещала самой себе, что устроит скандал, если он сейчас попробует к ней прикоснуться, как это показывают в кинолентах или что-нибудь начнет говорить.
Потребность в общении пропала слишком быстро.
- Пойду, налью воды.
Ригс произнесла это больше для себя, чем для него, не смея повернуть голову назад в приливе стыда.
***
Пеннивайз с нескрываемой усмешкой вслушивался в ее шаги за стенкой, которые создавали видимость поиска стакана.
Она оттягивала момент возвращения в комнату всеми возможными способами: наливала воду под минимальным напором, зачем-то задвинула стулья и задернула старые занавески, будто бы отгоняла случайных зрителей в лице не заплативших за сеанс подростков, затаившихся на задних рядах.
Молли вернулась в помещение со стаканом (для видимости?) и, остановившись, принялась делать глоток за глотком. Размеренно, слегка запрокинув голову, почти сексуально будто бы снималась в рекламном ролике питьевой воды.
Длинные волосы прикрывали наготу ее груди, а вместе с тем и сердце, и вырабатываемые в его мышце электрические импульсы.
Красота талии, ниже – бедер, еще ниже – колен.**
Нижняя губа прижата к краю стакана, вода поступает в ротовую полость, глоток и еще один. Разветвление вен, капилляры, дыхание. Родимые пятна, шрамы, синяки, порезы.
Пеннивайз с непривычного угла наблюдал за ней с интересом школьника препарирующего лягушку на уроке биологии. Человек в естественной среде обитания точно живой организм под микроскопом.
За громкими рассуждениями и научными открытиями людская природа оставалась неизменной. Тени бегущие по кругу жизненного цикла.
Не подавая голос, протянула стакан в его сторону с одной четвертой воды, предлагая попить, но сразу получила немой отказ.
Кивок, сдавленное глотание. Стараясь не сталкиваться взглядом, вернулась на матрас, оставляя на расстоянии вытянутой руки стакан, как предлог вновь покинуть комнату.
Сухие локти, родимое пятно под лопаткой, раздражение у ключиц и гусиная кожа как реакция на холод. Волосы разметались по подушке.
Молли вновь отвернулась и, сомкнув веки в попытке заснуть, вслепую натянула одеяло. Ее дыхание почти сразу нормализовалось, служа белым флагом к любым действиям.
Оно подвинулось ближе, наблюдая за тем, как дрожат веки, как непроизвольно меняется поза во время сна, почувствовало, как ее горячие ступни коснулись его ноги.
Немного сухие человеческие ступни.
Запястье, суставы запястья, ладонь, узловатые пальцы.
У нее были руки как у синих воротничков, но намного лучше, чем у жен тех, кто приезжал сюда со сбора хлопка или основывал Дерри. Женщины того времени были визгливы, до боли пугливы как дети, некоторые целовали распятие перед своей гибелью и молили о быстрой смерти.
Те, кто еще недавно были под властью белых, имели грубую кожу ладоней в не проходящих мозолях и волдырях, а тело хранило следы прошлых порок. Розовые рубцы в контраст с темной кожей.
Молли не собирала по полям хлопок и не срывала сорную траву голыми руками, порезанными осокой или в волдырях от горячего масла. Не работала на шахтах, коптя легкие, и уж точно не была сотрудницей металлургического завода Китчнера.
Ее руки были в порезах канцелярского ножа, порой в конце дня ныли предплечья и когда-то были желтые синяки от металлического обруча.
У детей другие руки. Мягкие, не знающие грубой работы и не имеющие никакой силы. Другие у творцов и заботливые у матерей.
***
Ригс снилась полная околесица, которая могла напугать только человека.
Оно даже не подключалось к ее сознанию, не внушало страх и не ломало образы, создаваемые разгоряченным бурной активностью разумом чем-то извне. Уж слишком было занято изучением.
Ровное дыхание стало сбивчивым, на лбу (возможно и в подмышечных впадинах) проступил пот.
Молли засмеялась сквозь сон, а после резко дернулась, широко распахнула глаза и подорвалась с кровати, но вовремя остановила себя на полпути, загребая ближе к нагому телу одеяло. Пеннивайз слышал учащенное сердцебиение, напоминающее о жертвах. У них всегда слишком сильно стучит сердце перед смертью, будто бы выполняет особую программу за считанные мгновения.
Оно услышало, как Ригс запустила руки в волосы и тяжело выдохнула. Страдание?Усталость. Девчонка не страдала от ночных кошмаров, не видела нечто пугающее и не вздрагивала от каждого шороха. По крайней мере, пока.
Вероятней всего, она посмотрела на него, оттого в ее разуме замелькали обрывки здравых домыслов, которые после череды глупостей сменились денежным вопросом. Пеннивайз мастерски изображал человека, а особенно спящего порой лучшее нее самой.
Она хотела обокрасть его. Забрать часы, мобильный телефон или найти парочку сотен затерявшихся в карманах чужого портмоне.
Но вместо перечисленного Молли перегнулась через него (Оно ощутило ее волосы на своей коже) и забрала нижнее белье, а потом, подхватив стакан с пола, шаркающими шагами вышла из комнаты, прикрывая за собой дверь.
Часы. Ей приснились ебаные часы, о которых она забыла думать.
Это не было ночным кошмаром, а скорее чем-то родом из прошлого, погребенного в памяти.
Молли не придавала значению сновидениям. Только в детстве, когда проводила несколько недель с бабушкой по линии матери. Мягкие жилистые руки швеи с узловатыми запястьями, дрожащие от простого действия: вставить нитку в ушко иглы. Они, кажется, сшили несколько платьев для ее Барби, прежде чем та тихо умерла во сне. Как мать, так и дочь.
Она с трудом помнила ее имя. Кажется, вообще не задержала его в памяти, но как сейчас слышала эти глупые истории набожной женщины.
Молли проснулась с этим-как-его-там парнем, который был не самым худшим вариантом и предпочла душ, чтобы не перескочить через неестественную интерлюдию с пробуждением или того хуже разговором. Только не утром.
В корзине для белья прели джинсы со следами крови и всего дерьма, что можно отыскать в сточных водах. Руки не доходили.
Дверь в ванную комнату, в которой Оно уже мельком было, вселяя страх в малявку и недалекую мамашу, оказалась не заперта, лишь прикрыта и оставляла внушительное расстояние, приглашая насладиться зрелищем из-за кулис.
Ее мокрые светлые волосы еще слегка мыльные на концах прилипли к спине. Все тело местами было в пене, которую Ригс тщательно втирала в кожу руками за неимением мочалки. Она направила душевую лейку чуть выше лица (скорее на линию роста волос), шевеля губами, пробуя горячие капли на вкус или утоляя жажду.