Еще большое электронное табло сменяющееся курсом валют, температурой в здании и на улице, а в конце часами дало понять, что она пропустила разрешенные часы посещений.
В крыле детской больницы все равно были люди, когда Ригс ворвалась, доставая собственный одноразовый халат (который стал многоразовым в целях экономии) и после юркнула в один из коридоров.
«Время посещений иссяк»
«Я – опекун»
Два слова действовали на медицинский персонал как «Сезам, откройся!» и те беспрекословно отступали, предупреждая, что, как и у опекуна, так и у родителя время общения ограничено.
***
Во вторник к Джейн подселили девушку с минимальными повреждениями. Как в насмешку та перемещалась на ногах и не требовала к себе внимательных взглядов и не использовала кнопку вызова медсестры, чтобы ей принесли или вынесли ебаную утку.
Скрывать свою коллекцию препаратов становилось сложнее под чужим взглядом, но если ее ловили на чем-то странном, то Джейн по-детски закрывала свое ладошкой и продолжала делать вид, что вокруг шло «как надо». Как у лгущей напропалую Молли.
Джейн придавалась только тоске и размышлениям о пропавших жизнях. Она всегда боялась чего-то такого. Когда она станет обузой и перестанет испытывать прелести жизни на полную катушку, хотя бы в своем понимании.
Фобии сестер в собственной ущербности не были пустыми. Каждая видела мир под своим углом, но это не мешало им пересекаться как диагоналям в точке отчаяния. Пусть и умело спрятанного за улыбкой, весельем и тоннами колкостей.
Будучи в Дерри она наткнулась на какую-то программу, рассказывающую о людях с отсутствием конечностей от рождения в результате патологии или каких-то травм полученных в сознательном возрасте. Они были несгибаемыми, несломленными как Луи Замперини* и говорили о том, что это кардинально изменило их жизнь, научило делать выводы (очевидные), ценить каждый прожитый день, словно тот был последним на их долю.
Джейн не испытала ничего из списка выдуманной для телеэкрана лжи. Только ужас, ненависть к своему телу, которое и так было не идеальным до родов, растяжкам, маленьким шрамам. Она до последнего не верила, касаясь повязки на том, что когда-то было ее ногой.
Молли предупреждала. Да, кажется, но не настаивала, как должна была настоять старшая сестра.
Но Молли всегда молола языком точно грязным помелом и говорила ужасные вещи, называемые у некоторых истиной, и всегда находила выход из ситуации, пусть зачастую и не верный, о котором после жалела, пока не забывала.
Часы одиночества и монолога с бетонной стеной напротив подсказывали, что нужно скрыться, забиться в угол и избавить сестру от этой ноши. Но у Джейн как всегда любила повторять старшая Ригс: «кишка тонка».
Молли ворвалась в палату такая, какой была всегда. Кривляющаяся, потная, пахнущая улицей и свободой черт подери.
Она рухнула на край кровати, отчего матрас скрипнул, тяжело дыша с безумной улыбкой на губах. У нее были короткие объятия как просьба «отстать» от нее на какое-то время с нежностями, но сейчас старшая сестра крепко сжимала ее руку, посылая короткие импульсы.
«My life will never be the sa-ame…»**
В этом была вся Молли, бубнящая под нос песни от заезженной попсы, что была у всех на слуху до песен из мультфильмов. Джейн не помнила, откуда была эта строчка, но, возможно, она уже ее слышала раньше.
Лицо сестры было немного припухшим, глаза красными от бессонницы, а еще руки немного дрожали, но от нее совсем не пахло алкоголем или длительным запоем, который бы в конце наградил таким списком.
«In my dreams I have a plan if I got me a wealthy man»**
Джейн пожала плечами, пока Молли не отводя глаз, вынимала из кармана пластиковую карту «Visa», продолжая мычать мелодию напеваемой песни.
- Деньги, деньги, деньги, - Молли нараспев произнесла каждое слово и победоносно покрутила карточкой в руке, пока младшая сестра пыталась разобрать выбитую на пластике фамилию и имя. - Все сияет в мире богачей.**
Вот снова. Старшая сестра нашла выход и деньги там, где их и быть не могло. Когда бы у них водились деньги, а особенно крупные суммы? Как выпускной бал в «Плазе»? Она на миг предположила, что это краденая карточка, но немного потертые серебряные буквы сложились в их общую фамилию.
- Откуда?
- Тебя интересуют только деньги, моя меркантильная сестричка?
Молли широко улыбнулась и коснулась ее кончика носа, подмигивая. К запаху улицы и свободы добавился табак и что-то еще.
- Это такая же интересная история, как и с телефоном?
Валять дурака дальше Джейн не планировала.
Старшая сестра отмахнулась и пододвинула ближе к себе сумку, с трудом справляясь с заевшей молнией. Она снова вернулась к дурной привычке грызть ногти и отдирать кутикулу самостоятельно.
Молли принесла несколько свежих комплектов одежды, будто бы Джейн только и делала, что выходила в свет, покидая пределы комнаты. Она принесла несколько пар носков. Предусмотрительно по одному. И начала говорить о светлых перспективах, когда они покинут это здание и о поездке в Бостон в юридическую фирму. И о том, что она присмотрит неплохой протез, но на первое время нужно будет ограничиться инвалидным креслом-коляской.
(Джейн вздрогнула на последних словах, отгоняя ночной кошмар в виде этих самых колясок)
Сестра говорила так восторженно, все еще прижимая к себе пластиковую карту как ребенка, что та не посмела ее перебивать. Джейн не хотела уходить. Уже не хотела.
- Выглядишь не очень, - зачем-то произнесла она, глядя на раскрасневшееся от переизбытка эмоций при мысли о триумфе лицо сестры. – Плохо даже.
- Зато ты все расцветаешь, и вес набрала, - Молли ткнула ее в выпирающую ключицу, обтянутую болезненного цвета кожей. – Аппетитная как куропатка.
Плохое излюбленное сравнение.
Кто-то из медперсонала позвал ее, крикнув что-то о времени. Старшая сестра закатила глаза и, перебросившись уже стандартной парой фраз о самочувствии, наклонилась ближе, оставляя поцелуй на щеке. Не слюняво, не так как целует мать свое чадо или французы во время приветствия.
Молли поправила на плече сумку, указав взглядом на стопку чистой одежды, на которой были сплетни о богатых и знаменитых. Медсестра снова позвала ее.
- Время, мисс Ригс, - Молли попыталась изобразить высокий голос медсестры, но безуспешно чем вызвала улыбку.
Такой надо ее запомнить. Она будет хорошей заменой матери для Иззи.
Как только дверь затворилась, рука автоматически отправилась под наволочку подушки. Розовые таблетки обезболивающего, которые ей приносили каждый день по две штуки в перерывах между антигистаминными и антибиотиками. Она всегда оставляла одну, имитируя прием вовнутрь. Еще несколько белых кругляшей, кажется, простые витамины или бактерии для поддержания микрофлоры.
Сколько лекарств переведено зря. Они могли помочь кому-то другому.
Джейн отправила в рот сразу две розовые таблетки (наверняка дети путают их с конфетками или драже), чувствуя, как те застревают в горле и слюны не хватает, чтобы их проглотить. Горько. Мерзость.
В голове раздался голос сестры из последнего телефонного разговора.
«Ты же знаешь, что я люблю тебя, Джейн»
Это было не то вопросом, не то утверждением. Она должна была знать это, ведь родные друг друга любят, не так ли? Вынуждены любить и терпеть.
Обладательница высокого голоса – пепельная блондинка медсестра поинтересовалась ее самочувствием, наверное, уверенная, что после посещения сестрицы можно забиться в истерике.
Как она себя чувствует?
Прекрасно.
A little death without mourning
No call, no warning
Baby, a dangerous idea
That almost makes sense.
Маленькая смерть без единого стона,
Ни окриков, ни предупреждений.
Крошка, это опасная идея,
В которой почти есть смысл.
- U2 - “Love Is Blindness”
________________________
* - Луи Замперини - американский бегун на длинные дистанции, оратор-мотиватор, военнопленный, выживший после пребывания в лагерях Японской империи.