Грей направлял к лестнице, а после протянул руку в своем полюбившемся за последние часы жесте. Молли нехотя согласилась, не проявляя желания, касаться здесь хоть чего-то.
«Уж не в преисподнюю ты меня ведешь?»
Это был подвал с колодцем или колодец в подвале или колодец внутри дома.
Ригс не имела привычки спускаться в котельные или подвалы. Они зачастую вызывали брезгливость крысами, паутиной и разложившимися трупиками мышей с клочками шерсти. Она бы повторила прогулку в коллектор со сточными водами, хлюпающими в кедах, нежели прогулялась по погребам.
Молчания было слишком много, и Молли терялась в догадках. Столкнет ли он ее в этот колодец, чтобы она переломала парочку костей, а после не в силах пошевелить пальцем, не то, что подняться сгнила здесь заживо, а стервятники раздирали ее плоть.
— Предлагаешь плюнуть, — она заглянула вниз, натыкаясь лишь на кромешную тьму.— Желание загадывать не вижу смысла, но кое-что найдется в кармане.
Молли вынула из кармана джинсовой куртки мобильный телефон Джейн, хранящей все хорошее, что последняя старалась запечатлеть на камеру смартфона. Какие-то красивые цветы, что цвели под окном, вереска, семейные посиделки за столом, когда еще мама была жива. Старшая Ригс пролистала больше половины фотографий, испытывая отвращение к своему лицу и голосу на видеозаписях.
Она повертела мобильный телефон, а после бросила чудо техники в неизвестность, прислушиваясь, когда же устройство соприкоснется дна, чтобы рассчитать количество сломанных костей при полете.
— Моллс, — Роберт завел руки за спину, произнося ее имя в знакомой интонации, коверкая на свой лад. — Тебе знакомо выражение «Никогда не бросай грязи в источник, из которого ты когда-либо пил»?
Ригс пожала плечами не в силах думать ни об известных выражениях, ни о том, что ее беседа ведется с душегубом, держащим в страхе город, чьим сердцем он являлся. Куда делась та уверенность, сопутствующая по жизни? Возможно, утекла в канализацию вместе с причинами жить, выпихнув в сознание единственный живучий инстинкт — страх. И в ее случае — страх смерти, боли и того, что здесь она не умрет, а останется, но после смерти не будет ни рая, ни ада, а лишь безвыходность.
Верить во что-то служащее воротами в новую жизнь куда проще и приятней.
— То тебя не переговоришь, то и слова не вытянешь. Проблемы с речью, Молли? У моего друга Б-б-б-Билла тоже были проблемы с устной речью, но он ходил к логопеду и любил одну фразу. Все ходил да скандировал ее как речевку черлидерши.
— У тебя нет друзей, — отчасти печально заметила она, порываясь добавить «как и у меня». — И я, пожалуй, пойду. Было пиздецки интересно и увлекательно…
— Где твоя племянница, Молли? Такая милая девочка, которая часто путалась под твоими ногами, — (Ригс приоткрыла рот, чтобы сказать заученную фразу про Оклахому (или Техас?), дальних родственников и то, что все под контролем, но он продолжил), — Ты сказала, что мне нужно занимать очередь, чтобы добраться до тебя. Я, кажется, успешно дождался своего часа, не так ли? Ты же знаешь правду. Скажи это.
— Я видела тело Джейн, — справляясь с дрожью в голосе, произнесла Молли, не пытаясь отогнать холодное тело в морге. — Убить кого-то из моей законченной семейки не имеет ничего общего со мной. Тебе все равно не добраться до меня.
Молли не знала, что уже вкладывала в последнюю сказанную фразу. То, что ей настолько больно, что даже смерть покажется чихом в лицо? Или то, что она до сих пор ничего не почувствовала? Не важно. Умирая, никому не добраться до нее.
Оно принялось расхаживать по подвалу, не отводя руки со спины, запоздало добавляя что-то человеческое в свои повадки. В этом тоже было нечто ироничное и вместе с тем пугающее.
— Я знаю, но под занавес сорвать овации выбралась твоя сестренка. Сложно найти человека, который ранил бы тебя сильнее. Я прав? — Оно обошло ее, оказываясь за спиной. Опуская до шепота, схожего с шипением змеи, слова жалили правдой, словно ядовитый плющ, пока Оно обвивалось в ее сознании питоном. — Столько усилий, а все без толку. А потребовалось всего пара слов, чтобы помочь ей принять это решение. Что же я наговорил ей? Я просто напомнил, что она — обуза для своей старшей сестры, что крошка Дженни подвела всех. Поверь, Молли, Джейн не хотела умирать в начале, но еще при первой встрече знала, что ты спасешь ее, маленькая защитница.
Она отмахнулась от него, вырываясь из невидимых плетей растений, чувствуя себя в шкуре младшей сестры, когда та слышала неприятные вещи.
«Очень страшные вещи»
Голос сестры звучит в голове до боли реалистично и на мгновение Молли чувствует себя в каком-то миге между прошлым и настоящим, а возможно, будущем, соединяя детали давно забытого прошлого, будто бы все события, результат которых она видела лишь сейчас, начались еще задолго до текущего момента. Это были тени и образы давно умерших и живых, предпочевших умереть, покоясь в сырой безмятежной земле.
Если бы ее рассказ был услышан то те, кто слышал голоса из труб в раковине, видел клоуна под мостом или сидя, в дымовой яме, видел то, что не поддавалось объяснению, но вызывало страх, молча бы кивали, уповая каждому сказанном слову. Они испытывали схожие ощущения, видели тени в ясный полдень и то, что не хотели бы познать и за деньги.
Она снова услышала перезвон колокольчиков в тишине, уверенная, что если повернется лицом, смотря в глаза зла, то не увидит ничего. Оно подкрадется откуда-то из-за угла, помешает выбраться наружу. Джейн так легко внушаема.
Это же ты, Пеннивайз? Покажи себя.
— Как бы там ни было, то ты оказал мне большую услугу, о которой я и попросить не могла. Ты прав, — Молли развернулась на пятках, устремляя взгляд во тьму, надеясь, различить движение. — Мне пришлось бы волочить ее всю свою жизнь, заниматься пособием, инвалидностью, а еще что-то придумывать насчет Иззи. Можно сказать, что ты развязал камень на моей шее, тянущий на дно.
Боже.
Она так не думала, но не могла этого не сказать. Пропускала подобные мысли о новых трудностях, а еще о том, что ее начинает подташнивать от того факта, что каждая заварушка становится неотъемлемым аспектом жизни.
— Молли, — мягкая ткань белых перчаток проскользнула по линии от уха до подбородка. — Ты можешь говорить это кому угодно. Парню в баре, коллегам по работе, случайным прохожим, но не мне. Я знаю правду и вижу насквозь твою маленькую ложь.
Оно резко подняло ее за подбородок, заставляя откинуть голову назад. Какая же она мерзкая. Совсем как помойная крыса. Следует напоминать ей об этом. О жалком существовании, поеданию чужих объедков со столов и о том, что таких вытравливают. Если не правительство, то службы.
— Ты собираешься убить меня, — это было больше утверждением, нежели вопросом с мольбой в голосе прекратить бессмысленную агонию и игру. Она хотела спать. Лечь и забыться, не поддаваясь лишним провокациям.
— Хороших людей так мало. Что делать если я убью тебя?
Ни капли лукавства. Оно знало, что при убийстве жертвы сразу же последняя забывается и теряется в количестве. Некоторых можно вспоминать. Тех, кто представляет собой что-то кроме костей и мяса.
Пусть живет, если ей хочется. Убийцы — опытные ищейки умеющие преследовать своих жертв, заставляя их жить в вечном страхе долгожданного возмездия. Вечная награда за поиск.
Молли подумала, что в трагическом акте жизни появилось что-то гротескное. Она находилась здесь, прокручивала каждую мысль снова и снова, пыталась найти что-то, пробудить в себе какую-то положительную эмоцию, но пробуждалась в мучениях. Как она будет жить дальше, если этот закат был не последним? Как будет просыпаться, зная о том, что произошло здесь, в частности в Дерри.
Безнравственном и захудалом.
Кажется, мусульмане верили в то, что смысл человека на этой земле — быть счастливым. Но чем больше она жила, тем чаще задумывалась над тем, сколько человеку приходится страдать за свою жизнь.
Муки физические и моральные.
— Для чего был нужен Роберт Грей?