Но света не было.
— Отойди, — снова сказал Эршэрэ, но Зертилен не шелохнулся.
В небе, невидимом за сплетением ветвей, прогремели выстрелы, вспышка молнией полыхнула над сумраком листвы. Битва началась. Она разгоралась на улицах, на крышах и среди ветров, звала нас, — а мы все еще стояли вокруг родника, бесполезные, праздные.
— Враги вот-вот ворвутся сюда! — Фиэлти шагнула к Зертилену, яростно рассекла воздух. — Решат, что тут убежище, безопасная гавань. Что ты будешь делать?
— Если они помогут защитить Рощу, — голос Зертилена звучал спокойно, почти безмятежно, — я буду рад им.
На миг я перестал видеть — все стало багровым, алым, сердце грохотало громче взрывов, ненависть затмевала глаза. Я понял все, я все знал, не сомневался, и крик, разорвавший горло, был первым звуком песни:
— Ты враг!
Моя песня, песня смерти рванулась вперед, обрушилась на Зертилена, на тех, кто был с ним. Стала огнем и болью, пожирающей мощью, рассекла их души, уничтожила жизни, до последней капли, до последней искры. И вместе со светом родника вернулась ко мне, — чтобы я пел, переполняясь восторгом, чтобы мчался в битву, не щадя врагов.
Ведь только врагов убивает моя песня.
Конец