— Откуда ты знаешь? Откуда можешь знать?
— Да уж знаю, — хмуро буркнул отец. — Поменьше бы искали колдунов, побольше бы работали. Опять с протянутой рукой придете, так Город вам ничего не даст. Вас предупреждали в прошлом году.
— Большой Вол — еще не весь Город.
— Вол? Кто такой, я не знаю. О ком ты так сказал, Викас? Карт Анджел проговорил это очень смиренно и тихо, и Анджелка взглянула на него с неподдельной тревогой.
— Отец…
Но ее опередил Нил Чагар.
— Карт, Сиэна с сыновьями уже ушли. Думаю, поторопимся и мы. Смотри, Солнечная совсем замерзла.
— А, Анджи… — Отец словно впервые заметил ее тут. — Да, да, конечно.
— Так что передать Управнику Киннигетту?
— Управнику, говоришь… — Отец как будто не видел вызывающей позы Викаса, с руками поверх свисающего самострела. Анджелка понимала в оружии и видела, что самострел не охотничий, а боевой. И что он заряжен и взведен. — Передай Управнику, — отец нажал на слово, — Кинни, что К. из Города-под-Горой понимает его озабоченность. А также скажи Управнику, — всхрапнул, сплюнул, — Гетти, что К. и сам не перестает тревожиться не только о Городе, но и о Скайле, и о Меринде, и обо всех остальных даже в день похорон своего сына. Так и скажи. И поблагодари за соболезнования, которые ты мне, Викас, от Управника Самми так и не передал. И вот что, шурин, пошел-ка вон с глаз моих.
Сказав все это, Большой Карт Анджел спокойно повернулся и зашагал прямо по рыхлому снегу к набитой санями и людьми дороге. Анджелка старалась не отставать. Под стиснувшей рукой отца плечо ее немело, но постепенно хватка Большого К. распускалась. На санном пути, уже приглаженном поземкой, он совсем опомнился.
— Ох, Анджи, Анджи… Прости, детка.
— Ничего, отец.
— Ох, бедный наш Сван.
— Да.
— В мешке нашли обрубленные когти чапана. Нес на ожерелье тебе.
— Это, наверное, Туни.
— Я, пожалуй, попробую догнать маму. Ты проберешься одна?
— Конечно, отец, смотри, дорогу набили хорошо.
— Хорошо… Век бы этой дорогой не ходить. Ты молодец, не плакала.
— Я почему-то не могу. Прости.
— Нет, нет. Так и надо. Так я пойду вперед к маме. А где Ник?
— Они о чем-то говорят с дядей Нором. Иди, отец.
Анджелка медленно шла, спотыкаясь на разбитом множеством ног и копытами чап плотном снегу. То и дело подворачивались неровные куски, но по целине, если принять в сторону, идти было еще труднее — наст не держал. Процессия возвращающихся растянулась. Вход в ущелье уже был пройден, вперед и сквозь метель чернели вдалеке крайние дома и стены Города. Гора, как всегда, возвышалась справа. Сзади быстро догоняли.
«Ты уж как-нибудь объясни Большому Карту, Чагар. Насчет Викаса. Понимаешь, те две женщины, что погибли на прошлой неделе, это была жена Вика и ее мать. Он как раз женился в эту осень. Поэтому он сейчас такой. Понимаешь?» — «Понимаю. Объясню». — «В Городе, правда, жил какой-то то ли знахарь, то ли просто чужой бродяга? У нас, конечно, одни слухи, но…» — «Я его не застал». — «Что, уже смылся? Куда, неизвестно?»— «Вот-вот, смылся. А куда — кто ж его знает. Пришел, ушел… Нор, ну-ка расскажи мне поподробней о ваших случаях. Покойники все были как бы обожжены?» — «Обуглены. То, что оставалось…»
Анджелка проводила их спины взглядом. Ник Чагар, проходя, обернулся, кивнул ей — держись, мол, Солнечная. Она его так поняла. Да, Анджелке есть о чем вспомнить из их долгих бесед. И главное, Ник Чагар как будто и сам знал о Роско гораздо больше, чем Анджелка, а, расспрашивая ее, лишь проверял себя самого. И обещал говорить еще.
Нехорошо, нехорошо, что она совсем не думает о брате, о маме Сиэне даже! Но Анджелка ничего не может с собой поделать. И метели не чувствует, что режет ей левую щеку. А тучи вроде разогнало. Город рядом уже. Как ни медленно двигалась она, две маленькие фигурки впереди шли еще медленнее. Они часто останавливались, передыхая. Анджелка поравнялась.
— Бабушка! Я не видела тебя там.
— Солнечная… Мы подошли позже. Твоя старая бабушка уже не может быстро ходить. Ах, Анджи, Солнечная наша, какое горе Сиэне, какое горе Тиму с Ольгой, ведь близнецы были у них единственными сыновьями. А у меня есть кое-что тебе. Подай…
Черноглазая Доня, повинуясь жесту бабушки Ки-Ту, протянула расшитый особыми узорами мешок из тонко выделанной замши. В своем особом мешке Ки-Ту хранила целебные травы, снадобья и амулеты. Доня всегда носила его за ней, куда бы Ки-Ту ни направлялась. Хотя последнее время бабушка редко выходила из своего дома.
— Настают дурные времена, Солнечная. Возьми это, тебе пригодится.
Смешной остроухий зверек с симпатичной мордочкой был вырезан из цельного полупрозрачного камня желто-рыжего цвета. Анджелка не видала ни таких животных, ни таких камней.
— Какая красота. За что мне, бабушка?
— Она похожа на тебя, Солнечная. У тебя такие же глаза.
— Но кто это? И из чего?
— Не знаю. Этого зверя теперь нет. И камней таких нет. Видишь, какой он легкий? И учти, он горит, береги его от огня.
— Ох, бабушка…
— А вот еще. Я ведь давно хотела тебе подарить, но ты забываешь бабушку…
— Бабушка! — Анджелка смущенно приняла розовый флакон. Она слыхала о таких вещах. Щелочки глаз Ки-Ту довольно смеялись.
— Твой брат умер, Анджи, ну а ты думай о жизни. Это тебе подарок вперед. Эти капли сделают из любого мужчины податливый мягкий мех. Он превратится в глупого сосунка ульми и пойдет за тобой, куда ты велишь. А велишь — так пойдет и прочь. Не отказывайся и не красней, Солнечная. Женщины всегда брали такие вещи в помощники своим чарам. А у тебя чары сильны и будут еще сильнее. Но когда-нибудь, может случиться, их все же будет недостаточно. Сохрани это пока и не говори ничего.
— Спасибо, бабушка, — пробормотала Анджелка, пряча подарки в карман изнутри мехового плаща. Она покраснела и боялась встретиться взглядом с Доней. Та была невозмутима.
— Ай, Солнечная, — вновь запричитала Ки-Ту, — какие идут времена… Я вижу много, много смертей…
Все-таки бабушку Ки-Ту иногда бывало нелегко понять. Сделалось совсем-совсем светло и даже ярко. Снег вдруг заблестел, заискрился, а поземка над ним порозовела.
— Солнце, смотрите, солнце!
Анджелка вскинула голову вверх, куда указывала, позабыв, что держит мешок, Доня. Тучи были уже не серые, а прозрачные, только чуть голубоватые, и в прорехах меж ними светилась небывалая синева, какой Анджелке еще не приходилось видеть. И яркая, колющая глаза точка горела в этой синеве.
«Солнце? Оно такое?» — Анджелка зажмурилась.
На точку невозможно было смотреть. От людей, от неровностей наметенных сугробов, от городских крыш и стен на близком краю пролегли, упали тени. Воздух с летящими кристаллами снега и льда вдруг стал таким, что хоть глотай его, как свежую воду. Теплое прикосновение солнечных лучей — мягкая ласковая ладонь по щеке.
А Анджелка вдруг отчего-то безудержно, навзрыд и на крик, разразилась слезами. Наверное, наконец прорвались.
Гора
Да, никто бы не смог охватить Гору одним взглядом от края до края. Слишком далеко в степь пришлось бы уходить, но и оттуда оконечности Горы просто будут скрыты за горизонтом, а вся она представится уходящей в облака черной стеной.
Пикор не думал об этом. Он поднимался по одному из вздыбленных гребней, стараясь лишь не терять из виду почти неприметную, едва местами угадывающуюся тропу. Лицо до глаз заматывала тряпка с отверстием для дыхания. Пикор помогал себе длинным шестом с крюком на конце. В спину бил пока еще пустой мешок.
Когда той ночью, что он провожал Анджелку, его от ступеней Управного дома прогнал один из помощников Управника К. Колотун Скрига, Пикор не сразу попал домой, хоть до Второй Подгорной было рукой подать. Половину ночи он прошатался по улицам сам не свой. Он не замечал снега, набившегося за шиворот и в отвороты меховых сапог. Не обратил внимания на шарахнувшиеся вдоль какого-то забора мохнатые тени — это могли быть дикие сиу, они иной раз пробирались ночами в Город, проскальзывая под рогатками, в надежде поживиться на помойках и свальных ямах. От полуприрученных домашних сиу, которых многие охотники приносят детенышами на забаву своим ребятишкам, по ночам тоже добра не жди.