— Ты собираешься…
— Разведу костер за рощей, переправлюсь через реку. Завтра. Или пойду по течению, пока не надоест.
— Там уже будет людно. Владение Наставников здесь кончается, как раз у реки.
— Вы думаете, я забыл, Наставник?
— Все твое имущество в целости, можешь забрать.
Его вещи умещались в двух не слишком объемистых мешках. Вытащив наружу, Роско перепаковал из двух в один и переоделся в более подходящий для ночевок в лесу костюм. Наставник Скин наблюдал, как он укладывает одеяла, посуду, немного сушеных фруктов в мешочках, прочее.
— Мой дом — что несу с собой, — не очень-то весело рассмеялся Роско.
— Мальчик, ты можешь занять любой дом. С прошлого Переселения еще осталось немало.
— Конечно, Наставник.
— У тебя интересный нож.
— Это нож снизу. С этой планеты, мне подарили.
Наставник Глооб верно сказал о стерильности. Иначе бы «кораблик» меня в том виде, что прибыл, даже в «лабиринт» выпускать бы отказался. А уж что-то с собой тащить…
— Ты прав, у них красивые вещи. — Наставник Скин внимательно разглядывал изукрашенное ковкой лезвие, руками, впрочем, не касаясь. — Им там убивали животных?
…Это нож моего прадеда, Роско. Он завещал его младшему мужчине в роду, но сперва были мама мамы с сестрой, потом мама, а потом только я».
«А как же твои братья?»
«Мама была первой женой отца. Его старшей женой Прадед был ее дедом. Кроме меня, она никого не успела родить. Возьми, Роско…»
— Пожалуй, что и животных тоже. Главным образом. Они там живут довольно бурно, я упоминал.
Роско затянул лямки, накинул головной ремень, поднял тюк со ступени, где он был пристроен для удобства. Рядом с приземистым, почти квадратным Роско Наставник Скин казался еще выше, стройнее.
«А я рядом — еще нелепее. Как какое-нибудь норное животное. Рядом с ним и со всеми ними».
— Ты вернулся в смятении духа, мой мальчик, Я еще разобрался не во всем, но мне кажется, твои причины гораздо глубже, чем то, что ты рассказал нам. Не относятся к этой, согласись, всего лишь еще одной из многих планете, которых было бессчетно и будет бессчетно. У тебя что-то глубоко личное. Я не ошибаюсь?
— А обнаруженные мной там внизу люди — не причина? Как бы ни старался, я все равно не передам, каково там. Вы просто не воспримете, Наставники, по сравнению с этим… — Он обвел рукой круг, но указывая уже, не куда смотрел Наставник, не в даль Земли, а по сторонам и вверх, где за темно-малиновой солнечной прямой противоположную сторону Земли над ними было не различить. Поздний вечер был тих и благоухал.
— Когда дело касалось иных рас и разумов, это было одно…
— Не притворяйся. Ты просто не хочешь, чтобы я рассмотрел… да, мальчик, я знаю, ты научился и этому, давно знаю. Хотел обвести Наставника вокруг пальца, Роско, сынок?
Роско кровь бросилась в лицо. Он повернулся, упругим шагом пошел прочь.
— Не забирайся совсем в глушь, Роско, мальчик! Ты понадобишься вскоре. Слышишь меня?
— Хорошо, — отозвался Роско через плечо. — Нока знает, где я буду. Оставьте в покое хоть на несколько стандарт-дней, Наставники.
Он уходил по высокой траве, и росистый след тянулся за ним. Темная роща обступила его. Шелест рядом.
— Последнее, Роско, и ты свободен.
— Давайте. — Роско покорно остановился. Он привык.
— Не вопрос даже, просто тема для размышлений тебе. Не будет большим секретом, что Наставник Глооб намерен подвергнуть твои результаты сомнению. И других к себе склонить. Роско либо заблуждается сам, либо сознательно вводит в заблуждение нас.
— Но я же!..
— Заблуждаться ты не можешь, мне это известно.
А как насчет сознательно обмануть? Ведь ты что-то скрываешь, не так ли? Это почувствовал не один я. Так вот следующий вопрос, на который от тебя потребуют ответа, будет таким: если внизу не планетники, а подлинные земляне, то дай свое объяснение, Роско, как они могли там очутиться? Ответ постарайся придумать заранее.
Сотни слов вертелись у Роско на языке. Да как же так?! Не он ли битый день распинался перед ними? Не он ли позволял лезть в самого себя почти до самого донышка? Они что же, ничего не поняли? Он же назвал им почти впрямую? Он… он показал им!
— Боюсь, это прозвучит слабовато, мой мальчик.
Земля — только одна, и с этим ты ничего не поделаешь. Тебя еще могут выслушать, даже откровенные сумасшествие и ересь, но никто никогда этого не примет, дружок. Это у тебя еще получилось как-то, так на то ты и Роско. Рядовой обычный землянин никогда не согласится с этим.
— Рядовому землянину и не нужно соглашаться. Переселенцы…
— Все мы дети Земли в равной степени, Роско.
И те, кто ушел в прошлые Переселения, и те, кто уйдет в будущие. И кто уйдет в это, потому что оно, безусловно, состоится. Впрочем, в этом, если ты помнишь, никто и не сомневался.
Исчезли уже давно Хребет Инка и померкло сияние Срединного моря. Нить солнца, уходя туда, обрывалась во тьме. Земля засыпала, окончив еще один стандарт-день. Вся природа Земли настроена на чередование равных промежутков дня и ночи. Засыпали пичуги и рыбы, звери и насекомые. Но из убежищ и с дневных лежек появлялись те, кто вел ночной образ жизни. Шуршали мыши, и роились светлячки. И люди, взбудораженные ожиданием нового Переселения, боролись со сном, обсуждали, говорили, готовились, напоследок любили друг друга.
Ничто уже не различимо там, на Северном краю. Но и Роско, и — невольно — Наставник Скин все смотрели туда.
С Северных отрогов, с пещер Хребта Инка, или иначе — Северных Ходов, в чьи гудящие зевы направлялись вереницы Переселенцев, чтобы уже никогда не вернуться, начиналось великое дело Переселения.
Битва, которая всегда была бескровной и незаметной. Могла длиться планет-годы и планет-века, но от этого не становилась менее беспощадной. И с заранее предрешенным концом.
«Но как же будет теперь?» — подумал Роско, отрываясь от зрелища погружающейся в темноту засыпающей Земли.
— Что ж, может, так оно и к лучшему, — сказал он. — Пойду, Наставник.
— Иди, Роско.
2
Легенда для Анджелки
Дневные дела закончены. Чапы убраны, подоены, с них сняты наползшие за день паразиты. В загон к чапам и ульми наносили на ночь сухих блинов мха, напоили из кожаных ведер согретой на печи водой. Ведра, вновь набитые снегом, выстроились на лавке вдоль разогретой стенки. Сегодня мать не жалела топлива, к утру весь снег превратится в воду, может быть, даже теплую. В доме почти жарко.
Отец еще не вернулся из Управного дома, а старший брат вместе с друзьями-охотниками третью ночь пропадает в степи. Он прихватил тушку павшего детеныша чапы и надеется подманить чапана. Он хочет брать себе первую жену, и ему нужна шкура для сватовства. Мать беспокоится, что его все нет, покрикивает и раздает подзатыльники чаще обычного.
И светильники сегодня горят все, а ужин был сытный. Эта зима принесла достаток в дом — приплод был обильным и сохранился почти весь. Младшая жена отца родила здорового младенчика. Его пока не показывают никому: боятся сглаза.
Анджелка убрала вымытую посуду.
— Я пойду к бабушке, мама? Сегодня рассказный вечер, все уже там.
Обычно суровое, лицо старшей жены отца смягчилось, когда она поглядела на девочку. Анджелка, хоть и не родная дочь, была ее любимицей. Женщине нравилось, когда та называла ее мамой. Она провела грубой ладонью по мягким, пушистым волосам Анджелки. Они окружали голову золотистым ореолом в свете светильни.
— И в кого ты такая солнечная, Анджелка?
Волосы Анджелки были невиданного для Города ярко-рыжего цвета.
— Может быть, в маму?
— Нет, я помню Этиль. Она, как и твой отец, была черной-черной. Будто сажа.
— Мама, ты все время называешь меня солнечной — отчего?
— Уж очень ты яркая. Ах, Анджи, я бы так хотела иметь дочку, но у нас с Картом получились одни мальчишки.
— Может быть, еще…
— Нет, Анджи, у женщины срок короткий, и мой уже прошел. Теперь черед Дэны (так звали младшую жену), хоть и она вот тоже, кажется, собралась выпекать одного охотника за другим. А я — все.