— Глава, глава…
Мучительно захотелось метнуть нож в источник этого голоса, который мешал упиваться коротким воспоминанием.
— Там… снова из имперской гвардии… — голос старика звучал испуганно.
Все-таки придется встать. Мерзавка жизнь в очередной раз не дает ему хоть недолго побыть счастливым — опять врываются какие-нибудь “старые друзья”, которым позарез нужно припомнить ему деяния прошлые и нынешние.
— Ничего, я разберусь, — сказал Ян, приподнявшись на локте. И улыбнулся, хотя где-то в глубине души его терзали сомнения, что не все и не всегда в этом мире заканчивается для него хорошо. Он поцеловал спящую Эмили в плечо, оделся и медленно спустился вниз. В голове опиумного магната уже крутились мысли, сколько гвардейцев он сможет устранить, как в случае чего уйти в еще более глубокое подполье, как…
Но все эти мысли мигом вылетели из головы, когда конвой перед дверями расступился, пропуская вперед девушку с ног до головы закутанную в черный плащ.
Она вошла в клуб, гвардейцы немедленно сунулись следом, но девушка остановила их взмахом руки.
— Не стоит. Если я не вернусь, вы знаете, что делать. У тебя есть где поговорить без посторонних ушей, рыцарь Цзяо Ян?
Ян вежливо поклонился и повел в одну из многочисленных комнат, располагавшихся в этом странном доме совсем хаотично.
Кабинет был маленький и состоял из одного кожаного дивана, стола и буфета с рюмками.
— Никак не ожидал увидеть вас здесь, ваше императорское высочество.
Он подождал, пока принцесса сядет, потом устроился рядом.
— У меня к тебе дело, — не тратя время на любезности, начала Эмилия. — В одном из приморских городов североамериканской колонии — Инсмауте — появился серийный убийца. Работает грубо и крайне жестоко — вспоротые животы, вытащенные наружу внутренности….
Она поморщилась — говорить такие вещи было принцессе противно.
— Так вот, ты отправишься туда, найдешь его и доставишь на королевский суд. Или устранишь — мне неважно. Главное, чтобы этот неприятный инцидент перестал подрывать авторитет имперской власти, неспособной справиться со смутьяном.
— А почему именно я? — удивился Ян.
— Знаешь что, Цзяо Ян, — Эмилия пристально посмотрела на него. — Вот есть я — наследница страны, которая подмяла под себя полмира, по щелчку моих пальцев могут гореть города, но в то же время… Я до конца жизни обречена “держать марку”. Каждое мое слово, каждый мой жест продиктованы талмудами правил по королевскому этикету. А есть ты — самоуверенный одиночка, который творит все, что ему заблагорассудится, и никогда не задумывается, кто перед ним — бедный или богатый, знатный или простолюдин. И мне, надо признать, интересно наблюдать за тобой — как будто ты воплощение той свободы, которой никогда не будет у меня… — она мягко улыбнулась. — Но в одном мы похожи — мне тоже нравится получать то, что никому другому не светит, поэтому хоть раз просто скажи, "ваш покорный слуга сделает все, что вы прикажете, ваше высочество".
— Ваш покорный слуга сделает все, что вы прикажете, ваше высочество, — покладисто поклонился Ян, а потом, глядя ей прямо в глаза, страстно поцеловал августейшую руку.
На щеках Эмилии вспыхнул смущенный румянец:
— Но... ты что! Нельзя без разрешения целовать принцессу! Но... но... но я тебя прощаю!
Продолжая ласково улыбаться, Ян наклонился к ней чуть ближе, продолжая держать в своей ладони тонкие пальцы.
— А если я вам поцелую не только руку, вы дадите мне "барона"?
И по глазам прочитал: даст. И “барона”, и “герцога” и даже “принца-консорта”. То есть, дала бы, если бы не отец-император. Впрочем, принцем Ян не хотел быть сам — как правильно сказала принцесса, он слишком любил свою свободу и ни за что бы не променял ее на дворцовый протокол.
Эмилия вырвалась, и надменно вздернув носик, проговорила:
— Сначала выполни мое задание, потом поговорим. Теперь подробности: все полицейские и гвардейцы, которых мы посылали, либо не вернулись вовсе, либо оказались в лечебнице. Мы не можем позволить себе тратить так много хорошо обученных и полезных людей, потому мне нужен человек, который одновременно: внимателен и обладает острым аналитическим умом. Умеет действовать в нестандартных ситуациях. Хорош в обращении с оружием и сражениях вообще. И… уже немного безумен, так что ужасы Инсмаута не сведут его с ума. В Лондоне есть еще хоть один такой?
— Нет уж, тут я уникален, — самодовольно ухмыльнулся Ян.
— Именно, — предельно серьезно подтвердила Эмилия. Потом протянула ему мешочек с королевским вензелем. — Тут эссенция на расходы, билеты на дирижабль, и ордер, гласящий, что в рамках расследования ты говоришь от лица короны.
— Королевский следователь, значит? Звучит неплохо.
— Я подумаю… над бароном, — напоследок бросила принцесса, выходя.
Ян деловито взвесил в руке кошелек — королевская семья щедра, как всегда, когда им что-то нужно. Самодовольно улыбнулся — кажется, его вчерашнюю шалость самое гуманное во всех мирах гранбретанское правосудие опять спустит на тормозах.
Эта новость привела его в замечательное расположение духа. Ян чуть ли не вприпрыжку вбежал на третий этаж, распахнул дверь, но потом тихонько прокрался по комнате, присел на матрас рядом с Эмили и потряс за плечо:
— Дорогая, просыпайся. Сегодня мы летим на море!
Не открывая глаз, девушка заключила Яна в объятия и повалила на кровать.
— Ещё чуть-чуть, золотце.
Вдруг ее обоняния достиг запах женских духов — чужих духов. Эмили резко отстранилась, потом и вовсе вскочила вместе с одеялом и стала бродить по комнате в поисках одежды:
— Это из-за вчерашнего, да? А на чем мы летим?
Ян догнал ее и положил руку на плечо:
— Тихо, тихо, зачем такая спешка? А как же завтрак?
Развернул девушку к себе, обаятельно улыбнулся и довольным видом пояснил:
— И нет, милостью ее императорского высочества за вчерашнее нам не будет ни-че-го.
И весело потряс перед носом билетами и ордером:
— Зато прокатишься на дирижабле, и скажешь, удобнее ли твой самолет, или нет. И это такая умора: я теперь королевский следователь! Ты могла такое просто представить?
— Так это ее духи? А я-то все думала, чем это так воняет? — усмехнувшись, Эмили встала на носочки, уткнувшись кончиком носа в его нос, а после резко выхватила из рук билеты и тут же подняла их высоко над своей головой. — Стесняюсь спросить, как ты убеждал ее быть милостивой.
— Ах ты моя милая ревнивая пташка, — искренне умилился Ян. — Просто редкая прелесть. На это можно любоваться вечно.
Какое-то время он правда просто любовался, как девушка дразнит его, встряхивая билетами и кокетливо придерживая одеяло на груди, но однообразие, как обычно, ему быстро надоело, Ян просто щелкнул пальцами, и билеты вновь оказались у него в руке.
— Ладно, хватит дурачиться. Чем ты предпочитаешь завтракать?
Эмили напоказ задумалась:
— Я бы предпочла чашку латте с сырным круассаном и земляничным джемом.
Когда они присели на подушки возле столика, девушка понизила голос, словно не хотела, чтобы кто-то подслушал ее счастье, и с улыбкой спросила: — А я говорила тебе этой ночью, что мне с тобой очень хорошо?
— Ты же понимаешь, что со мной иначе и быть не могло? — с нежностью ответил Ян и поцеловал ее в кончик носа.
Потом наклонился к уху и заговорщически спросил:
— А что такое латте?
Эмили весело рассмеялась. В этом весь Ян — задавать самые неожиданные вопросы в такие вот романтические моменты. И опять эта привычка делать одолжения! Почему-то сегодня она больше не казалась девушке раздражающей, а даже в какой-то мере милой.