Ребекка. Да ведь у нее же совсем как будто помутилось в голове, когда она узнала, что не будет иметь детей. Ведь тогда еще это с ней началось.
Мадам Хельсет. Да, это ужасно расстроило ее, бедняжку.
Ребекка (берет вязанье и садится к столу). Впрочем, разве вы не находите, что для пастора это, в сущности, было к лучшему, мадам Хельсет?
Мадам Хельсет. Что было к лучшему?
Ребекка. Да вот, что у них не было детей. А?
(*794) Мадам Хельсет. Гм!.. Вот уж не знаю, что и сказать на это.
Ребекка. Да поверьте, что так. Для него это было к лучшему. Пастор Росмер не такой человек, чтобы ходить да слушать тут детский писк.
Мадам Хельсет. В Росмерсхольме детки не кричат, фрекен.
Ребекка (смотрит на нее). Не кричат?
Мадам Хельсет. Нет. Тут в доме никогда этого не бывало, чтобы детки кричали, - сколько люди помнят.
Ребекка. Вот странно.
Мадам Хельсет. Не правда ли? Но такой уж род. И еще одна странность есть. Пока малы - не кричат, а как подрастут - не смеются. Никогда не смеются. Всю жизнь.
Ребекка. Вот удивительно...
Мадам Хельсет. Разве фрекен слыхала когда-нибудь, хоть раз, чтобы пастор смеялся?
Ребекка. Нет... как подумаю, так готова поверить, что вы правы. Да и вообще здесь, в ваших краях, люди не очень-то много смеются, мне кажется.
Мадам Хельсет. Да. Говорят, что начало этому положено в Росмерсхольме. Отсюда уж кругом разошлось, словно поветрие какое.
Ребекка. Вы очень глубокомысленная женщина, мадам Хельсет.
Мадам Хельсет. Ну, нечего вам насмехаться... (Прислушиваясь.) Тсс... пастор идет. Он не любит, когда тут с метелками... (Уходит в дверь направо.)
Йуханнес Росмер с палкой и шляпой в руках входит из передней.
Росмер. Здравствуй, Ребекка.
Ребекка. Здравствуй, милый. (Немного погодя, продолжая вязать.) Ты уходишь?
Росмер. Да.
Ребекка. Погода такая славная.
Росмер. Ты не заглянула ко мне наверх утром.
Ребекка. Нет, не заглянула... сегодня.
Росмер. И впредь не будешь?
Ребекка. Не знаю еще.
(*795) Росмер. Ничего нет с почты для меня?
Ребекка. "Областной вестник" прислали.
Росмер. "Областной вестник"!..
Ребекка. Лежит на столе.
Росмер (положив шляпу и палку). Что-нибудь есть?
Ребекка. Да.
Росмер. И ты не прислала мне наверх?
Ребекка. Успеешь еще прочесть.
Росмер. А, так. (Берет газету и читает стоя.) Что?.. "Особенно надо остерегаться бесхарактерных перебежчиков..." (Смотрит на нее.) Они называют меня перебежчиком, Ребекка.
Ребекка. Имени не названо.
Росмер. Это все равно. (Читает дальше.) "...тайных изменников хорошему делу... Людей с натурой Иуды, которые нагло сознаются в своем отступничестве, как только полагают, что настал удобный, наивыгоднейший момент... Это беззастенчивое покушение на почтенную память предков... в чаянии, что господа данной минуты не постоят за приличной наградой". (Кладет газету на стол.) И это они пишут обо мне! Они, знающие меня так давно и так близко. Сами они этому не верят. Знают, что в этом нет ни слова правды, - и все-таки пишут.
Ребекка. Это еще не все.
Росмер (снова берет газету). "Извинением может служить недисциплинированное мышление... пагубное влияние, пожалуй, простирающееся и на такие области, которые мы пока не хотим делать предметом публичного обсуждения или осуждения..." (Смотрит на нее.) Что же это?
Ребекка. Намек на меня, понятно.
Росмер (снова откладывая газету). Ребекка, это нечестно с их стороны.
Ребекка. Да, по-моему, они не уступают Мортенсгору.
Росмер (ходит по комнате). Необходимо принести спасение людям. Все хорошее, что есть в них, погибнет, если оставить дело так. Но этого нельзя допустить. О-о, как я был бы рад, как счастлив, если бы мне удалось хоть немножко рассеять этот мрак безобразия... внести сюда хоть луч света.
(*796) Ребекка (вставая). Не правда ли? Вот тебе великая, прекрасная задача; есть для чего жить.
Росмер. Подумай, если бы мне удалось пробудить в них самосознание, довести их до раскаяния, до того, чтобы им стало стыдно самих себя. Заставить их сблизиться между собою на почве терпимости... любви, Ребекка.
Ребекка. Да, только напряги для этого все свои силы, и ты увидишь, что победишь.
Росмер. Мне кажется, это должно удаться. О, как радостно будет жить тогда! Никакой вражды, ожесточенной борьбы. Только благородное соревнование. Все взоры направлены на одну цель. Воля всех, умы всех устремлены вперед... ввысь... Каждый идет своим, естественным для него, необходимым путем. Счастье для всех - создаваемое всеми. (Случайно взглянув в окно, вдруг весь содрогается и мрачно произносит.) О-о!.. Только не мною.
Ребекка. Не?.. Не тобой?
Росмер. И не для меня.
Ребекка. Ах, Росмер, не поддавайся таким сомнениям!
Росмер. Счастье, дорогая Ребекка, счастье - это прежде всего тихое, радостное сознание, что совесть твоя свободна от вины.
Ребекка (глядя перед собой). Да, это - насчет вины.
Росмер. Ах, ты не можешь судить об этом. Но я...
Ребекка. Ты - меньше всего.
Росмер (указывая в окно). Водопад!
Ребекка. О Росмер!..
Мадам Хельсет заглядывает в дверь справа.
Мадам Хельсет. Фрекен.
Ребекка. Потом, потом. Не сейчас.
Мадам Хельсет. На одно слово, фрекен.
Ребекка подходит к двери. Мадам Хельсет что-то сообщает ей, и они шепотом обмениваются несколькими словами. Затем мадам Хельсет кивает головой и уходит.
Росмер (с беспокойством). Не ко мне ли кто?
Ребекка. Нет, это по части хозяйства... Ты бы прошелся теперь подышать свежим воздухом, Росмер. Хорошенько прогулялся бы. Подольше.
(*797) Росмер (берет шляпу). Пойдем вместе.
Ребекка. Нет, милый, я сейчас не могу. Придется тебе одному. И стряхни ты с себя все эти тяжелые думы. Обещай.
Росмер. Никогда мне, верно, не стряхнуть их - вот чего я боюсь.
Ребекка. Но как может нечто, до того неосновательное, так захватить тебя!..
Росмер. К сожалению, это, пожалуй, не так уж неосновательно. Я всю ночь лежал и думал об этом. Беата, пожалуй, все-таки не так уже ошиблась.
Ребекка. В чем?
Росмер. Не так уже ошиблась, когда решила, что я люблю тебя, Ребекка.